Лейтенант шмидт биография кратко. Литературно-исторические заметки юного техника. Дальнейший судьбоносный путь лейтенанта Шмидта

15 ноября - очередная годовщина Севастопольских событий 1905 года , в которых участвовал воспетый сначала либералами тех времён, а затем и большевиками не безызвестный лейтенант Пётр Петрович Шмидт.
Честно скажу, я и в школе его недолюбливал, когда на уроках истории «проходили» «ПЕРВУЮ РУССКУЮ РЕВОЛЮЦИЮ 1095-1907 ГОДОВ», - не нравился он мне. Каким-то шестым чувством я понимал, что это ни какой не «герой революции» и пр. А сейчас, когда благодаря интернету стало доступно столько разнообразного исторического материала, эта нелюбовь переросла в конкретную неприязнь, замешанную на жалости к психически нездоровому человеку и брезгливости как к бывшему офицеру Российского флота, воровавшему из судовой кассы деньги у матросов и в конечном итоге, изменившему присяге.
Читая про события тех лет просто диву даёшься, - каких только идиотов, в качестве примеров для подражания нам не впаривали в наши детские умы наши просвещённые преподаватели истории! Какую только ложь во имя пропаганды марксистко-ленинских идей не распространяли эти помполиты от образования.
В культовом фильме режиссера Ростоцкого «Доживем до понедельника» (1968 г.) учитель проникновенно и весьма талантливо, как это может Вячеслав Тихонов, вещал ученикам: «Главный его (Шмидта) дар - это ощущать чужое страдание более остро, чем свое. Именно этот дар рождает бунтарей и поэтов».

Навряд ли у меня получится объективно, без политических пристрастий выразить свою точку зрения об этом человеке, но всё же попробую.
Кто же такой этот человек, которого после смерти превратили в революционного идола?
Российский офицер, изменивший присяге и воинскому долгу? Несчастный, запутавшийся в несуразицах личной жизни, страдалец, тщеславный романтик, неистовый авантюрист? Или все же борец за свободу угнетенного человечества, «Буревестник революции»?

Кто же он, лейтенант российского флота П.П.Шмидт?

Начну с того, что Пётр Петрович Шмидт - потомственный дворянин, вся его мужская родня еще с петровских времен была корабелами и флотоводцами. Его отец - тоже Пётр Петрович, контр-адмирал, ветеран обороны Севастополя, закончил службу в должности начальника Бердянского порта. Его дядя, - брат отца, Владимир Шмидт, - еще более успешный флотский офицер, полный адмирал, также участвовал в обороне Севастополя, командовал Тихоокеанской эскадрой, состоял в Адмиралтейском совете, был кавалером почти всех орденов, а в финале карьеры - сенатором.

Почти по Достоевскому.

Образованный и начитанный юноша с детства грезил морем и, ко всеобщему удовольствию, по окончании Бердянской мужской гимназии в 1880 году поступил сначала в Морской кадетский корпус, а потом в морское училище в Петербурге. Он отличался большими способностями в учебе, отлично пел, музицировал и рисовал. Но наряду с этими прекрасными качествами все отмечали его повышенную нервозность и возбудимость. В добавок ко всему, ни смотря на его немецкие корни, подразумевавшиеся в нём педантизм, трудолюбие и философский склад ума, в училище мыслями юноши неожиданно завладевают не Гегель и Гете, а русский анархист Бакунин и народоволец Лавров (кстати, разжалованный морской офицер). Однако, корпусное и училищное начальство на странности кадета, а потом гардемарина Шмидта закрывало глаза, полагая, что со временем все образуется само собой: суровая практика корабельной службы вытравливала из флотских «фендриков» и более опасные наклонности.
А зря! В мечтательно-интеллигентской натуре юного гардемарина густо перемешались витавшие в воздухе народовольческие идеи, толстовство, утопический социализм. Видимо не сообладав головой со всей этой леберально-революционной бредятиной того времени, плюс семейные неурядицы - трудные отношения с мачехой, внутреннее одиночество, - у молодого Петруши во время учебы вдруг случилось несколько нервных припадков. Это, в свою очередь, вызвало назначение психиатрической экспертизы с последующими весьма серьёзными и нелицеприятными выводами. Но, благодаря связям отца, дело удалось замять.
В конечном итоге, в 1886 году Петр Шмидт окончил училище и поступил на Балтийский флот в чине мичмана, где 1 января 1887 года был зачислен в стрелковую команду 8-го Балтийского флотского экипажа. Но самомнение и крайняя амбициозность вызвали его неприятие офицерским коллективом - и уже через 20 дней(!) Шмидта отчислили по болезни с шестимесячным отпуском и переводом на Черноморский флот.

Узы Гименея.

На Чёрном море служба тоже не задалась. Виной тому его поступок, который по-настоящему не только крупно всех удивил но, вызвал настоящий шок у всех окружавших его друзей и близких ему людей. На двадцать первом году жизни нервно-восторженный молодой человек, жаждущий славы, подвигов, переустройства мира и жертвенности во имя высоких идеалов … женится на Домникии Гавриловне Павловой - профессиональной уличной проститутке, имевшей вместо паспорта «желтый билет». Вероятно, с целью её нравственного перерождения. Впрочем, тогда было модно среди либеральной молодёжи, сойдясь с «падшей», пытаться ее спасти. Вспомните роман Куприна «Яма». Познакомился с ней двадцатилетний Шмидт в каком-то столичном ресторане. Его воспоминания на эту тему похожи на какой-то бред сумасшедшего: «Она была моих лет, — рассказывал Петр Петрович много лет спустя. - Жаль мне её стало невыносимо. И я решил спасти. Пошел в банк, у меня там было 12 тысяч, взял эти деньги и всё отдал ей. На другой день, увидев, как много душевной грубости в ней, понял: отдать тут нужно не только деньги, а всего себя. Чтобы вытащить её из трясины, решил жениться...». «Заблудшая душа», впрочем, мало напоминала кроткую Соню Мармеладову. Невежественная, малограмотная, с мещанскими запросами и абсолютно равнодушная к идеалам супруга она из сетей порока выбираться не торопилась.
Этот брак в прямом смысле слова убил отца Петра Петровича: он проклял сына, а вскоре после того умер.
Для самого же оригинала-мичмана после женитьбы возникла перспектива немедленного и позорного изгнания с флота с позорной формулировкой «за поступки, противоречащие офицерской чести». Но, несмотря на то, что в кают-компаниях шел ропот, а многие прежние знакомые прервали со Шмидтом отношения, никакой реакции со стороны командования флотом не последовало. От него даже не потребовали объяснений, ибо за мичманом Шмидтом могучим утесом высилась фигура его дядюшки, Владимира Петровича Шмидта, старшего флагмана Балтийского флота. Собственно, большего наказания, чем он сам себе устроил, трудно придумать: даже революционные мифотворцы, замалчивая подробности, непременно отмечали, что «семейная жизнь у Шмидта не сложилась», и во всем винили супругу лейтенанта. Хотя, как в таких случаях украинцы говорят: «Бачили очi що купували».
Как бы то ни было, Домникия Гавриловна Павлова, став супругой Петра Петровича Шмидта, через год после свадьбы родила сына, которого назвали Евгением.
Вот что он пишет о своей матери в своих воспоминаниях: «Мать моя была настолько ужасна, что приходится поражаться нечеловеческому терпению и, воистину, ангельской доброте моего отца, вынесшего на своих плечах 17-летнее каторжное ярмо семейного ада».
Ни здесь ли кроется главная причина глубокого разочарования в жизни, душевного надлома, а, в сущности, и распада личности Шмидта? На этот вопрос могли бы ответить сексопатологи и психотерапевты. По меньшей мере, нельзя отрицать, что сердечная боль на грани душевного заболевания порою способна толкнуть на самые необузданные поступки.
Вскоре после этого радостного события лейтенант снова крупно начудил. Явившись на прием к командующему Черноморским флотом адмиралу Кулагину, он закатил в его кабинете настоящую истерику - «находясь в крайне возбужденном состоянии, говорил самые несуразные вещи». Прямиком из штаба мичман был препровожден в морской госпиталь, где его продержали две недели, а при выписке врачи настоятельно советовали Петру Петровичу показаться хорошим психиатрам. Но неприятное дело снова замяли, и, взяв годичный отпуск «для поправки здоровья», Шмидт поехал в Москву, где лег в клинику доктора Могилевича. Однако, пройдя курс лечения, он все же вынужден был подать рапорт об увольнении. Болезнь его выражалась в неожиданных приступах раздражительности, переходящей в ярость, за чем следовала истерика с судорогами и катанием по полу. Зрелище это было настолько жуткое, что маленький Евгений, ставший однажды невольным свидетелем внезапного приступа отца, так испугался, что остался заикой на всю жизнь.

Тихоокеанская эскадра.

К счастью дедушка оставил ему кое-какое наследство, и внук уехал в Париж, затем в Италию. Наследство, как это обычно происходит, было быстро промотано, и в результате он оказался конторщиком в коммерческом банке. Для такой возбуждённо-возвышенной натуры как П.П. Шмидт это было очень скучно, и он попросился обратно на военную службу.
Протекция дяди помогла, его опять приняли.
Шмидт послужил некоторое время в Петербурге, и снова приобрел репутацию офицера склочного, вздорного, недисциплинированного. На выручку вновь пришел влиятельный дядя, добившись перевода племянника на гидрографическое судно Тихоокеанской эскадры. «Героический родственник» наивно полагал, что боевые будни флотской службы на Дальнем Востоке изменят характер племянника и его отношение к жизни.
Семья поехала за ним, но Петру Петровичу от этого было только хуже. Жена все его рассуждения и поучения считала придурью, в грош его не ставила и открыто изменяла. Кроме того, Петру Петровичу приходилось заниматься хозяйством и воспитанием сына, поскольку Домникия к домашним обязанностям относилась с прохладцей. Служба на Тихоокеанской эскадре продолжалась пять лет. И там, как прежде на Балтике, Петр Шмидт проявил себя крайне неуживчивым офицером, ни на одном корабле, больше чем на два месяца не он задерживался. Он умудрился вступить в конфликт даже с контр-адмиралом Григорием Чухниным (именно этот адмирал в 1905 году отдаст приказ об аресте мятежного лейтенанта). Тяготы ли морской службы, семейные ли неурядицы или все вместе угнетающе действовало на психику Шмидта, но через некоторое время у него произошло обострение нервной болезни, которое настигло мичмана во время заграничного похода. Он оказался в морском лазарете японского порта Нагасаки, где его осмотрел консилиум врачей эскадры. Приступ оказался такой силы, что его под конвоем увезли во Владивосток и заперли в психиатрической лечебнице. По рекомендации консилиума Шмидта списали в запас.
Это был 1897 год...

Мимо Цусимы

Но вездесущий и всесильный родственник инцидент с «психушкой» снова замял и добился, чтобы Шмидта уволили без огласки. Он устроил его на спокойную и доходную службу в коммерческий «Добровольческий флот», а оттуда перевёл в «Общество пароходства и торговли». Шмидт стал на короткое время капитаном парохода «Игорь», а затем капитаном парохода «Диана», который занимался перевозкой грузов по Черному морю. Жена оставалась с ним, но семья фактически развалилась: за Домникией волочился шлейф скандальных слухов, а Петр Петрович, спасаясь от них, дома почти не бывал, большую часть года проводя в плаваниях и безвылазно живя в капитанской каюте на «Диане».
Тем не менее жизнь его вроде бы относительно устроилась: неприятности оставались на берегу и казались далекими, почти нереальными. Настоящим было море, корабль, на котором он был капитаном, заботы об экипаже, курсе, скорости хода, состоянии машин, погоде - словом, всё то, о чем он мечтал с детства, что любил и что умел делать. За это время Шмидт поправил здоровье, повысил авторитет, улучшил финансовое положение и, вполне вероятно, стал бы преуспевающим, благополучным членом общества, но… это счастье у него отняли, когда в 1904 грянула русско-японская война и его призвали из запаса на действительную флотскую службу.
Тут, конечно, напортачили флотские врачи, признав годным к несению службы на военно-морском флоте не очень здорового человека. Оправданием им может послужить лишь суровая необходимость восполнения потерь, понесенных флотским офицерским корпусом в самом начале войны на Дальнем Востоке.
В третий раз вернувшегося на флот Шмидта, которому тогда было уже под сорок лет, произвели в чин лейтенанта и снова отправили на Балтику. Его назначили старшим офицером угольного транспорта «Иртыш», готовившегося к переходу на тихоокеанский театр военных действий в составе эскадры адмирала З.Рожественского.

Офицеры транспорта «Иртыш».П.П.Шмидт в первом ряду в центре.

Это очень тяжело: побывав капитаном, полновластным хозяином корабля и экипажа, снова перейти в чье-то подчинение. Да и должность «судового дракона» была совсем не для Петра Петровича. В обязанности старшего офицера военного корабля входит поддержание строгой дисциплины, а лейтенант не желал «подтягивать гайки»: у себя на «Диане» он запросто покуривал с матросами, читал им книжки, а они его звали «Петро».
Капитан «Иртыша» считал, что старший офицер-либерал разлагает дисциплину на судне, и мечтал избавиться от этого чудака, свалившегося ему на голову перед дальним океанским походом. Масла в огонь подлила авария, произошедшая во время выхода «Иртыша» в море, - при выходе из Ревеля судно наскочило на подводные камни,- случилась она во время вахты Шмидта. И хотя его действия в сложной обстановке фактически спасли корабль, согласно старинной флотской традиции, «крайним» сделали вахтенного офицера. По рапорту капитана командующий эскадрой посадил лейтенанта под арест.
Причин для наказания старшего офицера можно отыскать сколько угодно, ибо он отвечает на судне за все сразу, а потому взыскания сыпались на голову несчастного Петра Петровича, как из кошмарного рога изобилия. Психика его в очередной раз не выдержала и дело кончилось тем, что на стоянке в Порт-Саиде, у входа в Суэцкий канал, лейтенанта Шмидта списали с «Иртыша» «по болезни».
В личной карточке английских и российских военных моряков была графа: «везучесть». Можно ли назвать невезением то, что происходило с лейтенантом Шмидтом, отличившимся редкой «непотопляемостью», каких, пожалуй, не знала история флотов. Офицера несколько раз списывают в запас и каждый раз снова и снова восстанавливают на службе.
Транспорт «Иртыш» весной 1905 года, пройдя через Суэцкий канал и Красное море, догнал эскадру в Индийском океане, принял участие в Цусимском сражении, был подорван и затонул. Оставшиеся в живых члены команды попали в японский плен. Но... без «везучего» лейтенанта.
Он в это время лежал в госпитале в Порт-Саиде с некой «хронической болезнью». О загадочном списании Петра Шмидта незадолго до гибели судна можно предполагать все что угодно. Был ли тому виной уже упомянутый психический синдром, тропическая болезнь, или снова дядя постарался… но факт остаётся фактом, волей судьбы он избежал гибели в цусимском сражении, в котором сгинуло большинство его недоброжелателей.
Флотская «везучесть» лейтенанта будто хранила его до поры для «некой великой миссии». Шмидт вернулся в Россию и для продолжения службы был направлен на Черноморский флот.

Жаркая осень 1905-го.

Черноморский флот тогда лихорадили неугасшие отголоски эпопеи на броненосце «Потемкин». Перманентно проявлялось волнение команд других кораблей. Контр-адмирал Чухнин, вероятно, не без учета влияния дяди, назначил великовозрастного (39-летнего!) лейтенанта командиром отряда из двух небольших миноносцев, базирующихся в Измаиле. И вот, офицер, уже трижды списанный по психической болезни, и трижды восстановленный, с повышением в должности и в звании, стережёт Дунай от турок во главе двух маленьких миноносок с общим числом подчинённых не более двадцать человек...
Тогда был такой порядок, что всеми закупками распоряжался командир и у него находились все денежные средства. А питание команды этого миноносца стоило сто рублей в месяц. И вот Шмидт совершает двойное преступление. Во-первых, он, командир, в военное время покидает свой корабль и уезжает в самовольную отлучку. А во-вторых, похищает все наличные средства миноносца - две с половиной тысячи рублей, огромные деньги по тем временам. Куда эти деньги делись, неизвестно. Есть предположение, что Шмидт проиграл их в Киеве на бегах. Возможно, решил поправить свое состояние. Как обычно в таких случаях, думал, что возьмет эти деньги, поедет на бега, выиграет миллион, вернется - и никто этого не заметит.

Но есть и другая версия.
Деньги до киевских бегов он не довёз, потому что в поезде лейтенант познакомился с симпатичной молоденькой женщиной, Зинаидой Ризберг. Встреча оказала на него огромное впечатление, стареющий лейтенант влюбился. С головой! По уши! После расставания завязалась переписка. Тогда люди ещё писали письма и даже находили в этом какое-то удовольствие. Переписка с возлюбленной продолжалась всего три с половиной месяца, но была регулярной и откровенной. Видимо, мечтая о счастье, «везучий» Шмидт потерял (или у него украли) казённые деньги. А может и того круче, растратил он всё на свою новую пассию … Этот факт биографии Шмидта советские историки старательно обходили.
Через некоторое время его задержали, началось следствие. Вскрытые в наши дни документы показывают, как всякий неопытный в таких делах человек, он неловко врал и оправдывался, но, сколько ни изворачивался, а все же сознался в растрате и дезертирстве.
Вот такой «специалист по чужим страданиям»!
На этот раз ему грозил уже не «желтый дом», а каторга.

Кстати, в советское время, в 70-е годы переписка между Зинаидой Ризберг и лейтенантом Шмидтом легла в основу фильма - «Почтовый роман», где в главной роли снялся Александр Парра. Я этот фильм совсем пацаном смотрел, мне понравился. Но вот не вспомню, о чём там разговаривали, хотя точно знаю, что про исчезнувшую матросскую кассу ни одного слова сказано не было.
Партийная власть, не зная тогда, чем купить молодежь, делала ставку на романтизм. Даже термин такой появился - «романтика революции». Появилась пьеса о Шмидте, появились восторженные книги...Да много чего появилось тогда, … стандартный помполитский елей.

В общем, его отстраняют от должности, отдают под суд. Причем это страшный позор: он украл у своих матросов...
Когда я собирал материал на эту статью, меня несказанно удивлял всемогущий и всесильный дядя, Владимир Петрович Шмидт. Это же какое надо было иметь терпение, что бы сколько раз принимать самое активное участие в судьбе своего непутёвого племянника. И в этот, в который уже раз, ставший к тому времени сенатором, дядюшка выручил и вступился за своего Петрушу. Он лично внес растраченную племянником сумму и надавил на все возможные рычаги, добившись того, чтобы недотепу уволили с флота по-тихому, без огласки причин.
В четвёртый раз!
Так Петр Петрович Шмидт осенью 1905 года оказался без определенных занятий и особенных перспектив в Севастополе. Это произошло как раз накануне революционных событий, когда в береговых казармах и на судах зрела матросская «буза». После опубликования 17 октября 1905 года царского Манифеста о даровании свобод нижние чины требовали разъяснений, а им сказали, что на них дарованные свободы не распространяются. У входа на севастопольский приморский бульвар по-прежнему красовалась позорная табличка: «Вход с собаками и нижним чинам запрещен»; задерживалось увольнение в запас выслуживших сроки; семьи призванных из запаса с окончанием войны перестали получать пособия, а кормильцев домой все не отпускали, и каждое письмо из дома действовало на служивых сильнее любой революционной прокламации. Все это до крайности накаляло ситуацию и в городе, и на судах, а начальство, верное заветам старины, стремилось «держать и не пущать», что и привело к первым столкновениям и жертвам.

На «Очаков»!

В октябре 1905 года вновь вышедший в отставку Шмидт уже с головой окунается в революционную борьбу. Он мечтает полностью посвятить себя политической деятельности. Это его выбор и последний шанс для самореализации.
Возможно, безответное чувство толкнуло неприкаянного лейтенанта на эту, по всем параметрам, безумную попытку самоутверждения. Вероятно, это же желание хоть как-то отличиться толкнуло его в пучину революционного бунта. Оставим эти вопросы психоаналитикам.
«Меня в Одессе ждут матросы, которые не могут без меня объединиться, у них нет подходящего человека», - писал Шмидт одному из своих соратников. Он уже входил в роль вождя разгорающегося восстания, «примерял сюртук Робеспьера».
Шмидт не состоял ни в одной партии. Он вообще избегал «стадности», ибо мнил себя личностью чрезвычайной, для которой все партии тесны. Но когда в Севастополе закипели политические события, он, озлобленный «несправедливостями», примкнул к оппозиции и стал очень активен. Будучи хорошим оратором, Петр Петрович, участвует в антиправительственных митингах. Странная фигура худощавого офицера приковывала к себе внимание публики, и эта странность многим казалась какой-то особенной оригинальностью вождя и фанатичного мученика идеи. 19 октября 1905 г.он был избран в Совет народных депутатов Севастополя. На митинге 25 октября 1905 года в экстазе обличений, призывов и требований наказания виновников расстрела мирной демонстрации, на глазах у толпы Шмидта неожиданно настиг психический припадок, но проявление психической патологии толпа приняла за революционную одержимость. Однако жандармов это обстоятельство не смутило и за резкость, энергичность и радикализм речей он был взят под арест. Из-под ареста неистовый затворник шлёт послания в газеты, возбуждая общественное негодование. Удивительно, но под давлением «демократической общественности» Шмидта выпустили из тюрьмы. Выпустили под подписку и честное слово немедленно покинуть Севастополь! Ах, какой жестокий был царский режим!
И здесь уже нет дядиной заслуги, включились иные рычаги.
Эти выступления и отсидка на гауптвахте создали ему репутацию революционера и страдальца.
«Очаков» был новейшим крейсером и долго стоял на «доводке» в заводе. Собранная из разных экипажей команда, тесно общаясь с рабочими и растворенными среди них агитаторами революционных партий, оказалась основательно распропагандирована, а среди матросов были свои влиятельные персоны, фактически выступавшие инициаторами если не мятежа, то, по крайней мере, демонстративного неподчинения. Эта матросская верхушка - несколько кондукторов и старших матросов - понимала, что без офицера им не обойтись. Шмидт как раз и оказался «в нужное время в нужном месте»! Он был единственным офицером военно-морского флота (пусть и бывшим), ставшим на сторону так называемой революции, и поэтому именно к нему обратилась депутация команды крейсера «Очаков», направлявшаяся на собрание представителей команд и экипажей. На стихийных митингах нижних чинов решено было на этом собрании сформулировать их общие требования к начальству, и матросы хотели посоветоваться с «революционным офицером».
Они пришли к нему на квартиру. Шмидт поздоровался с каждым за руку, усадил за стол в гостиной: всё это были знаки невиданного демократизма в отношениях между офицерами и матросами. Ознакомившись с требованиями очаковцев, Петр Петрович посоветовал им не размениваться на мелочи (матросы хотели добиваться улучшения быта, условий службы, увеличения выплат и т.д.). Он рекомендовал им выдвинуть политические требования - тогда к ним прислушаются всерьёз, и будет о чем «торговаться» на переговорах с начальством.
Совершенно очарованные приёмом, матросы-депутаты ушли на своё собрание, а Шмидт стал спешно собираться.

Он шьет себе мундир капитана второго ранга, и во всех последующих событиях фигурирует в погонах капитана второго ранга. В принципе это звание ему автоматически полагалось при увольнении в запас обычным порядком, но при тех обстоятельствах, при каких он был уволен, его право на ношение кителя было весьма сомнительным.
Шмидт совершенно упоён собой. Он уверен, что пред ним громадное будущее. Он торопится ехать в Москву. Ему нужно быть возле Милюкова, лидера партии конституционных демократов. Шмидт уверен, что его выберут в Государственную думу и он будет говорить с её трибуны...
Вот в этом упоении Шмидт оказывается на борту крейсера «Очаков». Причём, совершенно случайно! Он наверное и сам не понял как!
Тогда была всеобщая забастовка, и поезда не ходили. Шмидт нанимает извозчика на ялике и плывёт на пароход, который отвезёт его в Одессу. Во-первых, там его ждут «матросы, которые не могут без него объединиться(!)», а во-вторых, напомню, у него же подписка в жандармерии и «честное слово офицера» с обязательством покинуть Севастополь. Шмидт плывет мимо крейсера «Очаков» и случайно к нему пристает. Видимо в воспалённом мозгу революционера всплыла недавняя встреча на его квартире с депутацией с этого крейсера. Он вспомнил, что приходившие к нему представители команды рассказали, что после того, как матросы стали саботировать исполнение приказов, командир и офицеры в полном составе покинули корабль.

Ведь крейсер - это огромная боевая машина, для управления которой требуются специалисты, без них «Очаков» невозможно было бы даже вывести из бухты. В отличие от «Очакова», броненосец «Потемкин» был захвачен в море, уже на ходу, но и там, перестреляв офицеров, восставшие оставили двоих, силой принудив их управлять кораблем. На «Очакове» этого повторить не удалось - офицеры успели съехать на берег, и команда попала в тупиковую ситуацию. Вдобавок «Очаков» только что пришёл из учебного похода и без подвоза топлива, продуктов и воды через несколько дней превратился бы в металлическую махину с остывшими котлами, неработающими приборами и механизмами.
Поэтому Шмидт действовал наверняка. Поднявшись на борт «Очакова», он собрал команду на шканцах и заявил, что по просьбе общего собрания депутатов принял на себя командование не только крейсером но и всем Черноморским флотом(!), О чем приказал немедленно известить срочной телеграммой государя императора, что и было тут же исполнено.
Телеграмму он подписал так: «Командующий флотом Шмидт».(!)
На календаре было 14 ноября 1905 года.
Далее он продолжал самозабвенно то ли лгать, то ли мечтать. Сумасшедших порой сложно понять, что они имеют в виду. Он говорил, что на берегу, в крепости и среди рабочих «его люди» только и ждут сигнала, чтобы начать вооруженное выступление. По словам Шмидта, захват Севастополя с его арсеналами и складами - только первый шаг, вслед за которым надлежало идти к Перекопу и выстроить там артиллерийские батареи, перекрыть ими дорогу в Крым и тем самым отделить полуостров от России. Далее он намеревался двинуть весь флот на Одессу, высадить десант и взять власть в Одессе, Николаеве и Херсоне. В результате образовывалась «Южно-русская социалистическая республика», во главе которой Шмидт видел себя.
Матросские вожаки не устояли, а за ними и вся команда пошла за Шмидтом, как прежде шли крестьяне за неведомо откуда пришедшими раскольничьими «апостолами», вещавшими, что им в сонном видении было открыто место, где всех ждет счастье и всеобщее благоденствие.
Изначально ему сопутствовал успех: начальство Шмидта признали команды ещё двух миноносцев, по его приказу были захвачены портовые буксиры, и на них вооруженные группы матросов с «Очакова» объезжали стоявшие на якорях в севастопольской бухте суда эскадры, высаживая на них абордажные команды. Застав врасплох офицеров, мятежники захватывали их и свозили на «Очаков». Собрав таким образом на борту крейсера более сотни офицеров, Шмидт объявил их заложниками, которых грозился вешать, начав с самого старшего по званию, если командование флотом и севастопольской крепостью предпримет враждебные действия по отношению к восставшим. То же самое лейтенант посулил, если не будут исполнены его требования: он желал, чтобы из Севастополя и из Крыма вообще вывели казачьи части, а также те армейские подразделения, которые остались верны присяге.
От возможной атаки с берега он прикрылся, выставив между «Очаковым» и береговыми батареями минный заградитель «Буг» с полной загрузкой морских мин - любое попадание в эту огромную плавучую бомбу вызвало бы катастрофу. Сила взрыва снесла бы часть города, примыкавшую к морю.
Но к утру 15 ноября удача отвернулась от него.
Ни один из броненосцев, кроме «Потемкина», разоруженного и переименованного в «Пантелеймона», к мятежу не присоединился.
Флот не восстал, с берега подмоги не было, а команда минного загродителя «Буг» открыла кингстоны и затопила корабль с опасным грузом, оставив «Очаков» под дулами береговых орудий. Шмидт грозил открыть огонь по баржам с горючим, стоявшим на пристани, чтобы погрузить в страшный пожар весь Севастополь. Но не успел. Канонерская лодка «Терец», которой командовал друг детства Шмидта и его однокашник по училищу, капитан второго ранга Ставраки, перехватила и пустила на дно несколько буксиров с очаковским десантом.
Крейсер в ответ на это открыл огонь по городу, но получил в ответ шквал огня и после восьми попаданий загорелся. В сложившейся ситуации, как честный человек и офицер, Шмидт должен был бы, до конца оставаться на борту крейсера с матросами, которых спровоцировал на мятеж, и разделить их судьбу. Тем более что на всех митингах Шмидт кричал, что мечтает умереть за свободу. Однако, ещё до начала обстрела по его приказу у борта «Очакова» был приготовлен миноносец с полным запасом угля и воды. После начала пожара на крейсере подняли белый флаг и Шмидт со своим шестнадцатилетним сыном, пользуясь всеобщей неразберихой, первым - и это доказано документально - покинул корабль. Они прыгнули в воду и поплыли к миноносцу.
Шмидт на миноносце надеялся прорваться в Турцию, но корабль был поврежден артиллерийским огнем с броненосца «Ростислав» и перехвачен.
При осмотре корабля Шмидта не нашли, но позже его обнаружили под металлическими настилами. Облаченный в грязную матросскую робу, несостоявшийся «красный адмирал» пытался выдать себя за ничего не понимающего кочегара.

Эпилог.

По делу о бунте на крейсере «Очаков» суду было предано более сорока человек.
И вот тут впервые в истории России явилась великая сила либеральной печати. Шмидт был объявлен героем. Единственным героем! Больше ни о ком либеральная пресса не упоминала. В лучшем случае говорили: «Шмидт и матросы». Партия кадетов купила пять лучших адвокатов России, самые громкие имена. Они защищали только Шмидта. Говорили: суд был неправый и прочее... Десять человек вообще были оправданы. Какие-то были определены к небольшим срокам тюремного заключения, а кого-то отправили в каторгу. Четыре человека были приговорены к смертной казни. В приговоре Шмидту формулировка была такая: он «использовал восставшую силу для достижения своих личных целей».
В период следствия премьер-министр Сергей Витте докладывал Николаю II: «Мне со всех сторон заявляют, что лейтенант Шмидт, приговоренный к смертной казни, психически больной человек и его преступные действия объясняются только его болезнью. Все заявления мне делаются с просьбой доложить о сем Вашему Императорскому Величеству». Сохранилась резолюция императора: «У меня нет ни малейшего сомнения в том, что если бы Шмидт был душевнобольным, то это было бы установлено судебной экспертизой». Но ни один психиатр не согласился(!) ехать в Очаков для освидетельствования Шмидта. Воспротивились кадеты: «Как это - наш герой и вдруг сумасшедший! Нет уж пусть лучше его расстреляют!» И экспертиза не состоялась.

Шмидт с несколькими сообщниками - это унтер-офицеры Частник, Гладков, Антоненко, - был расстрелян 6 марта 1906 года на острове Березань. Командовал расстрелом однокашник лейтенанта по Морскому корпусу, командир канонерской лодки «Терец» капитан 2-го ранга Михаил Ставраки.

Кстати, в ходе процесса безумно нажились издатели, которые чудовищными тиражами печатали и продавали открытки с портретами Шмидта. Он такой, он сякой, он в белом кителе, он в черном кителе... Шмидт, как бы мы сказали теперь, стал брендом революции 1905 года.

Вскоре состоялись процессы над остальными участниками Севастопольского вооруженного мятежа. Кроме очаковцев по ним проходили: 180 матросов, 127 солдат саперной роты, 25 солдат Брестского полка, 2 солдата 49-го запасного батальона, 5 солдат-артиллеристов и 11 гражданских лиц.

Приговор, и особенно его исполнение, наделал много шума. Дело Шмидта освещалось в американской и европейской прессе.
Более других удивляет коллективное послание 28 офицеров турецкой армии и флота по поводу казни на острове Березань в петербургские газеты «Русь» и «Путь»: «Свершилось неслыханное преступление - доблестный лейтенант Петр Петрович Шмидт казнен... Полные негодования, мы, нижеподписавшиеся офицеры армии и флота Оттоманской империи, собравшиеся в количестве 28 человек… В наших сердцах лейтенант Шмидт всегда останется великим борцом и страдальцем за права человека. Он будет учителем нашему потомству... Вместе с русским народом мы присоединяем свой крик «Долой смертную казнь!» «Да здравствует гражданская свобода!»
В кои-то веки у турецких офицеров проснулись столь гуманистические порывы. (Интересно, куда они подевались во время геноцида армян в 1915 и в 1918 годах. И не был ли продиктован сей пассаж разочарованием от неудачной сепаратистской вылазки, ведущей к развалу столь ненавистного османам Черноморского флота и отделению от России бывших территорий Порты. Загадка… но и откровенно бесцеремонное вторжение во внутренние дела чужого государства.)
Либеральная пресса России, как это принято, осуждала жестокость властей, объявив Шмидта совестью нации и буревестником революции.
Вскоре после казни Шмидта эсеры-террористы убили адмирала Чухнина. Он был похоронен в севастопольском Владимирском соборе, усыпальнице прославленных русских флотоводцев.
В этом же соборе в 1909 году упокоился прах адмирала и сенатора Владимира Шмидта, так и не оправившегося от «сюрпризов» племянника.
Его сводный брат, ярый монархист, герой обороны Порт-Артура, Владимир Петрович Шмидт, из-за позора, обрушившегося на семью, изменил фамилию на ШмиТТ. В разрозившуюся после октябрьского переворота Гражданскую войну воевал на стороне Белой Армии и в финале эмигрировал. Дальнейшая его судьба для публичной истории не известна.

Потом события пятого года подзабылись - в России было слишком много других. Началась великая и страшная война. Но чужая посмертная слава - это валюта политиков. В апреле 1917 года Керенский, выступая в Севастополе, объявил торжественно, что лейтенант Шмидт - это гордость и слава русской революции и Черноморского флота. Шмидта и расстрелянных с ним на острове Березань торжественно выкопали, положили в серебряные гробы и повезли, как православные мощи, по городам России.

А затем захоронили в Севастополе.
Потом пришла новая власть, большевистская. А Шмидт был герой-одиночка, гордый революционер... Вот именно таких любил товарищ Троцкий. И новая волна славы Шмидта - это благодаря Троцкому. Когда Троцкий стал наркомвоенмором, то есть главой армии и флота, то распорядился поднять Шмидта на щит. А поскольку тот был единственный революционный морской офицер-герой, то в назидание всему морскому офицерству набережная Невы возле Морского кадетского корпуса и мост, которые носили имя царя Николая Павловича были переименованы в набережную и мост лейтенанта Шмидта. Это было решением Троцкого и Зиновьева, партийного вождя Петрограда. Тогда же двенадцать (!) кораблей Рабоче-Крестьянского красного флота получили имя «Лейтенант Шмидт». Может, оттуда и пошло впервые выражение «сыновья лейтенанта Шмидта»?
Выступая на суде Шмидт в своём «последнем слове» сказал
- Позади за спиной у меня останутся народные страдания и потрясения пережитых лет. А впереди я вижу молодую, обновленную, счастливую Россию.
Насчет первого Шмидт был абсолютно прав: за его спиной остались страдания людей и потрясения. Но что касается «молодой, обновленной и счастливой России», то Шмидту не суждено было узнать, как глубоко он ошибался. Через 10 лет после расстрела Шмидта, его сын, молодой юнкер Е. П. Шмидт, почти один в один повторив судьбу своего сводного брата, добровольцем ушел на фронт и геройски воевал «За Веру, Царя и Отечество». В 1917 году он категорически не принял Октябрьский переворот и ушел в Белую армию. Прошел весь ее путь от Добровольческой армии до крымской эпопеи барона Врангеля. В 1921 году пароход увез Евгения Шмидта от севастопольской пристани за границу, далеко от тех мест, где в 1905 году его отец помогал тем, кто сейчас поработил его Родину и гнал его самого на чужбину.
«За что ты погиб, отец? - спрашивал его в изданной за границей книге Евгений Шмидт, - Неужели для того, чтобы твой сын увидел, как рушатся устои тысячелетнего государства, расшатанные подлыми руками наемных убийц, растлителей своего народа?».

Политические оценки Севастопольского мятежа весьма спорны, неоспорима лишь роль личности в том или ином историческом событии. Роль трезвой и разумной или неустойчивой и неадекватной личности. А может быть, везучей или невезучей, по морскому кодексу. Ведь и восстание, если оно заканчивается провалом, - всего лишь бунт.

Что касается возлюбленной Шмидта, Зинаиды Ризберг, то в феврале 1906 года она присутствовала в Очакове на суде по делу мятежного лейтенанта. Когда прокурор Ронжин зачитал обвинительный приговор, а военно-морской судья Воеводский вынес решение: «Отставного лейтенанта... лишить прав... и подвергнуть смертной казни через повешение» (было заменено расстрелом), последняя любовь «красного адмирала» украдкой зевнула и сказала спутнику, что «очень проголодалась и хочет семги».
Тем не менее, уже в весьма зрелом возрасте она выхлопотала себе от Советского государства персональную пенсию. Ей её назначили как «соратнице революционера»! В качестве подтверждения своих отношений с лейтенантом Зинаида Ризберг предоставила письменные свидетельства, романтические письма Шмидта к ней.

По материалам Internet’a.

Пётр Петрович Шмидт родился в Одессе 5(17) февраля 1867 года, умер 6(19) марта 1906 года. Шмидт П.П. родился в семье капитан-лейтенанта П. П. Шмидта (1828-1888), потомственного дворянина и военного моряка, и княгини Е. Я. Шмидт (1835-1876), и был он шестым ребенком.

Окончил Морской училище в Петербурге (1886). Служил на Балтике и на Тихом океане; в 1898 в чине лейтенанта ушёл в запас. Плавал на океанских торговых судах.

В начале 1904 мобилизован, с января 1905 командир миноносца № 253 на Черноморском флоте. В начале Революции 1905-07 организовал в Севастополе «Союз офицеров - друзей народа», затем участвовал в создании «Одесского общества взаимопомощи моряков торгового флота» - одной из первых на морском транспорте профсоюзных организаций.

20 октября (2 ноября) 1905 арестован за выступления на митингах матросов, рабочих и солдат, участие в политической демонстрации.

Рабочие избрали Шмидта пожизненным депутатом Севастопольского совета рабочих депутатов; 3 (16) ноября добились его освобождения.

7(20) ноября Шмидт получил отставку и чин капитана 2-го ранга. С началом Севастопольского восстания военная организация социал-демократов, учитывая, что Шмидт искренний революционер, хотя и без твёрдых политических взглядов, знающий военное дело, пользующийся авторитетом и популярностью среди матросов, предложила ему стать военным руководителем восстания.

14 (27) ноября Шмидт прибыл на крейсер «Очаков». На корабле был поднят красный флаг и вымпел командующего флотом.

Состоявшимся судом 7-18 февраля (20 февраля - 2 марта) 1906 приговорён к смертной казни. Вместе с другими руководителями восстания был расстрелян на о. Березань (остров в Чёрном море, вблизи г.Очаков).

В 1926г Шмидт П.П. - был избран почётным членом Севастопольского совета депутатов трудящихся.

В 1962 в г. Очакове открыт музей его имени. За время работы музея П. П. Шмидта его посетило более 1,7 миллиона человек. В 1972 на о. Березань, на месте растрела Шмидта П.П., был воздвигнут монумент.

Кем был Пётр Шмидт? Авантюристом, романтиком, неудачником...

Пётр Петрович Шмидт родился 5 (17) февраля 1867 года в Одессе в семье потомственного морского офицера. Отец его в дни первой Севастопольской обороны командовал батареей на Малаховом кургане. Впоследствии он дослужился до чина вице-адмирала и умер градоначальником Бердянска. Мать Шмидта происходила из князей Сквирских, чуть ли не гедиминовского рода - обедневшей ветви древних польских королей и литовских великих князей. Ей было девятнадцать, когда она, вопреки воле знатных родителей, приехала в осажденный Севастополь, чтобы работать сестрой милосердия. Она выносила с поля боя раненых матросов и услышала добрые слова признательности из уст самого П. С. Нахимова. В смелую девушку влюбился соратник Нахимова капитан II ранга Скоробогатов. Но день сватовства стал днем его смерти. Скоробогатов погиб героем на Малаховом кургане. В том же бою и на том же кургане был тяжело ранен ученик Скоробогатова отважный лейтенант П. П. Шмидт. Екатерина Яковлевна спасла его. Позднее, уступив его чувству, она стала ему верной женой, заботливой матерью его детей.

Ранний интерес к книгам Пушкина и Толстого, Короленко и Успенского, к идеям революционных демократов, знание латыни, английского и французского языков, любовь к скрипке и этюднику, а главное, возрастающее чувство глубокой причастности к жизни своего народа, чувство сострадания к униженным и оскорбленным - все это, сначала у гимназиста, а потом и у офицера Шмидта от матери. Трое её детей умерли в детстве. Но и с Марией, Анной и Петей ей хватало забот. Она воспитывала их без нянек и гувернанток. Воспитывала сама, как умела, а умела она это делать хорошо. К сожалению Екатерина Яковлевна рано ушла из жизни, когда юному Пете было только девять лет. Но любовь к матери полосой светлой и нежной прошла через всю его жизнь.

В апреле 1876 года семья Шмидта переезжает из Одессы в Бердянск, градоначальником которого был назначен капитан I ранга П. П. Шмидт. Осень. Юный Шмидт поступает в Бердянскую мужскую гимназию. Ныне в этом здании разместился педагогический институт, носивший имя Шмидта,

Пётр Шмидт в 1880 окончил Бердянскую мужскую гимназию и поступил в Морской кадетский корпус в Петербурге. Окончив его, поступил на Балтийский флот в чине мичмана, где 1 января 1887 года был зачислен в стрелковую команду 8-го Балтийского флотского экипажа. Но самомнение и крайняя амбициозность вызвали его неприятие офицерским коллективом - уже через 20 дней Шмидта отчислили по болезни с шестимесячным отпуском и переводом на Черноморский флот.

Петр Петрович Шмидт был человеком «с большими странностями». В день окончания Морского училища только что произведенный мичман Шмидт женился на уличной проститутке Доминике Гавриловне Павловой, которую перед тем нанял. Он мечтал «развить ее личность». Прослужил в чине мичмана всего два года и уволился в запас по болезни. Затем с 1892 по 1898 вновь находился на службе. Служил на канонерской лодке «Бобр», входившей в состав Сибирской флотилии на Дальнем Востоке. В 1898 в чине лейтенанта снова ушёл в запас. Плавал на океанских торговых судах Добровольного флота и РОПИТ (Русское общество пароходства и торговли). Был капитаном парохода «Диана», который занимался перевозкой грузов по Чёрному морю (в августе-сентябре 2009 г. Бердянскими дайверами совершена экспедиция на затонувший пароход "Диана" и благодаря помощи Бердянского морского торгового порта поднят винт судна. Артефакт планируется установить в музее Шмидта).

В газете "Одесские новости" от 20 ноября 1905 года были напечатаны воспоминания о Шмидте, подписанные "Моряк". "Пишущий эти строки плавал помощником П.П.Шмидта, когда он командовал "Дианой". Не говоря о том, что мы все, его сослуживцы, глубоко уважали и любили этого человека, мы смотрели на него, как на учителя морского дела. Просвещеннейший человек, Петр Петрович был просвещеннейшим капитаном. Он пользовался всеми новейшими приемами в навигации и астрономии, и плавать под его командованием - это была незаменимая школа, тем более, что Петр Петрович всегда, не жалея времени и сил, учил всех как товарищ и друг. Один из его помощников, долго плававший с другими капитанами и назначенный затем на "Диану", сделав один рейс с Петром Петровичем, сказал: "Он открыл мне глаза на море!"

В 1904 году с началом русско-японской войны был мобилизован на Балтийский флот и назначен старшим офицером угольного транспорта «Иртыш», входившего в направляющуюся на Дальний Восток эскадру адмирала Рожественского. В сентябре 1904 года в Либаве, где готовился к походу «Иртыш», Шмидт устроил драку на балу, организованном обществом Красного Креста.

«В самый разгар бала, во время передышки в танцах, старший офицер транспорта «Анадырь», лейтенант Муравьёв, танцевавший с голубоглазой, белокурой красоткой - баронессой Крюденер, сидел и разговаривал со своей дамой. В это время, старший офицер транспорта «Иртыш» - лейтенант Шмидт, бывший на другом конце зала, подошел вплотную к Муравьёву и, не говоря ни слова, закатил ему пощёчину. Баронесса Крюденер вскрикнула и упала в обморок; к ней бросились несколько человек из близ сидевших, а лейтенанты сцепились в мертвой схватке и, нанося друг другу удары, свалились на пол, продолжая драться. Из под них, как из под дерущихся собак, летели бумажки, конфети, окурки. Картина была отвратительная. Первым кинулся к дерущимся 178-го пехотного полка штабс-капитан Зенов, его примеру последовали другие офицеры, которые силою растащили дерущихся. Тотчас же они были арестованы и отправлены в порт. Когда их вывели в прихожую, большие окна хрустального стекла которой выходили на кургаузский проспект, где стояли в очереди сотни извозчиков, то лейт. Шмидт схватил тяжелый желтый стул и запустил им в стекла.»

По предположению Рерберга, этот инцидент Шмидт устроил специально для того, чтобы его выгнали со службы.

Во время похода эскадры Шмидт неоднократно подвергался взысканиям, на стоянке в Порт-Саиде, у входа в Суэцкий канал, лейтенанта Шмидта «по болезни» списали с «Иртыша» и отправили в Россию. Назначен командиром миноносца № 253, базировавшегося в Измаиле для патрулирования на Дунае.

В начале Революции 1905 года организовал в Севастополе «Союз офицеров - друзей народа», затем участвовал в создании «Одесского общества взаимопомощи моряков торгового флота». Ведя пропаганду среди матросов и офицеров, Шмидт называл себя внепартийным социалистом.

18(31) октября Шмидт возглавил толпу народа, окружившую городскую тюрьму, требуя освободить заключённых. 20 октября (2 ноября) 1905 года на похоронах восьми человек, погибших в ходе беспорядков, произнёс речь, ставшую известной как «клятва Шмидта»: «Клянёмся в том, что мы никогда не уступим никому ни одной пяди завоеванных нами человеческих прав». В тот же день Шмидт был арестован. 7(20) ноября Шмидт был отправлен в отставку в чине капитана 2-го ранга.

Каким ветром занесло лейтенанта на восставший крейсер «Очаков», до сих пор неизвестно. Ведь к подготовке восстания Шмидт никакого отношения не имел! Шмидт якобы прибыл на «Очаков» по просьбе матросов. «Экзальтированный, пораженный величием открывающихся перед ним целей, Шмидт не столько руководил восстанием, сколько вдохновлялся им сам!» - так объясняли его поступок биографы. В результате безумец объявил себя командующим Черноморским флотом, о чем известил императора специальной телеграммой: «Славный Черноморский флот, свято храня верность своему народу, требует от Вас, государь, немедленного созыва Учредительного собрания и не повинуется более Вашим министрам. Командующий флотом П. Шмидт». На «Очакове» подняли сигнал: «Командую флотом. Шмидт», и лейтенанту примстилось, что теперь и весь флот поднимет красные флаги и признает его командиром! На следующий день мятеж был подавлен.

Приговорён военно-морским трибуналом к смертной казни. Расстрелян 6 (19) марта 1906 года на острове Березань.

Тут же появились многочисленные «дети лейтенанта Шмидта»: молодые люди и девицы выступали на митингах, призывая «отомстить за папочку», а заодно вносить деньги в партийные кассы.

В романе Ильфа и Петрова «Золотой телёнок» упоминаются «тридцать сыновей и четыре дочери лейтенанта Шмидта» - самозванцы и мошенники, «работающие» по взаимной договорённости в разных регионах СССР. Реальный сын Шмидта - Евгений, который участвовал в мятеже 1905 года вместе с отцом, во время Гражданской войны служил в белой армии, а затем эмигрировал за границу.

Пётр Шмидт был единственным офицером русского флота, примкнувшим к революции 1905-1907 года, поэтому его имя широко использовалось советской пропагандой. Его сводный брат, герой обороны Порт-Артура Владимир Петрович Шмидт из-за позора, обрушившегося на семью, изменил фамилию на Шмитт.

Кем был Пётр Шмидт? Авантюристом, романтиком, неудачником решать вам.

Материал из Википедии - свободной энциклопедии, http://berdyanskcity.ru/people/20-shmidt-petr-petrovich.html

Остров Березань в Чёрном море. Его еще называют островом лейтенанта Шмидта

Остров Березань Его еще называют островом лейтенанта Шмидта. Здесь 6 марта 1906 года по приговору царского суда были расстреляны командующий революционной ескадрой восставшего Черноморского флота лейтенант Петр Петрович Шмидт и руководители восстания на крейсере "Очаков ". Когда Шмидт узнал об утверждении приговора и месте казни, он сказал:

- "Мне будет хорошо умирать на Березани…Надо мной будет высокое небо, вокруг меня море - моя любимая стихия ".

В 1968 году на самой высокой точке южной оконечности острова Березань по проекту молодых архитекторов, выпускников Одесского инженерно-строительного института Н.Галакиной и В.Очаковского студентами этого же института и студентами Николаевского кораблестроительного института воздвигнут оригинальный монумент П.П.Шмидту и его соратникам. Он состоит из 16-метровых железобетонных стел, расположенных относительно друг друга на 120 градусов. При подходе к острову с любых направлений он смотрится как один огромный, наполненный ветром парус - символ морской стихии, мужества и стойкости моряков.

В северо-восточной части острова в конце прошлого века археологи открыли самое древнее на территории СССР поселение греков, основанное в VII веке до нашей эры, -- город Борисфенитов, подобный Ольвии и другим древнегреческим городам, появившимся в Северном Причерноморье значительно позже (в V-VI вв. до н.э.). Остров объявлен археологическим заповедником. Археологические исследования на нем были начаты в конце прошлого века, они продолжаются и сейчас. Найденные археологами предметы деятельности человека помогли им раскрыть историю острова. Утвердилась гипотеза, что в VII веке до н.э. на острове находилось довольно крупное аграрно-ремеленное поселение, в котором жили земледельцы, каменотесы, плотники, кожевники, косторезы, гончары. После образования крупного древнегреческого города-государства Ольвии, Березанское поселение уступило первенство ей и через несколько веков пока еще по не выясненным причинам исчезло.

Известный как лейтенант Шмидт, - родился 17 февраля (5 февраля по старому стилю) 1867 года в Одессе.

Лейтенант П.П. Шмидт

Со школьной скамьи всем нам знаком портрет знаменитого «очаковского» Шмидта. Худое аристократическое лицо с пронзительным взглядом. На плечи накинута чёрная флотская пелерина с пряжками в виде оскаливших морду львов. Он благороден и несчастен, одинок и жертвенен - непонятый современниками, заранее обреченный на смерть флотский офицер-демократ.

Невольно на память просится эпизод из замечательного советского фильма «Доживём до понедельника», в котором учитель Мельников (В.Тихонов), упрекая учеников в их невежестве, поёт целую оду лейтенанту Шмидту, называя его «большой умницей», «русским интеллигентом» и едва ли не совестью нации. Увы! «Честный» учитель истории, как и несколько поколений советский людей, пал жертвой истинного исторического мифотворчества…

Как справедливо заметил сценарист этого фильма Г.Полонский, первые и весьма серьёзные сомнения относительно личности лейтенанта Шмидта стали появляться у советских граждан сразу после прочтения знаменитого романа Ильфа и Петрова «Золотой телёнок». Здесь весьма фривольно описываются похождения «детей лейтенанта Шмидта». Этим авторским ходом, так или иначе, бросалась тень и на самого лейтенанта - романтика первой революции, почти её идола.

Первая журнальная публикация «Золотого телёнка» датируется 1931 годом. В 1933 году, несмотря на сопротивление чиновников от литературы, роман вышел в СССР отдельной книгой. А теперь представьте, что значило публично, со страниц центральных журналов бросить тень на героя революции? В те годы и более невинные высказывания карались очень жёстко. Никому бы не пришло в голову сочинять подобные истории, например, о «детях» Баумана, Щорса, Чапаева или других погибших героев. Только И.Ильфу и Е.Петрову все их фривольности о легендарном Шмидте сошли с рук. Почему?

Как мы знаем из воспоминаний Е.Петрова и других его современников, публикации «Золотого телёнка» в СССР во многом помог М.Горький. И впоследствии, вплоть до конца 1940-х годов, в любимых народом произведениях Ильфа и Петрова не усматривалось ничего криминального.

Произошло это потому, что поколение первых революционеров, в том числе Сталин и Горький, знали правду о мятежном лейтенанте. Знало её и более старшее поколение ещё досоветских людей. Вплоть до февраля 1917 года фигура П.П. Шмидта рассматривалась современниками, скорее, в трагикомическом, чем в героическом ракурсе. Этому способствовали как известные обществу подробности о жизни лейтенанта Шмидта - женитьба на проститутке, душевная болезнь, скандалы, неоднократные увольнения со службы, - так и освещение прессой событий очаковского восстания и поведения его экс-предводителя на суде.

«Романтизация» подвигов мятежного лейтенанта началась при Керенском. Большинство офицеров российского императорского флота февральских событий 1917 года не приняло. После бессудных расправ над офицерами в Кронштадте, Гельсингфорсе, Риге и других приморских городах, Временное правительство всерьёз озаботилось делом революционной пропаганды и прославления героев революции 1905 года. Заслуги Шмидта перед революцией были отмечены офицерским георгиевским крестом. На месте его расстрела на острове Березань решили поставить памятник.

При Советах традиция пропагандистского мифотворчества была успешно продолжена, и П.П. Шмидт тоже «попал в обойму» наиболее почитаемых идолов. Его имя постоянно ставилось в пример всем бывшим офицерам, «военспецам», перешедшим на службу большевистскому правительству.

Между тем, это был человек, проживший короткую, но очень драматическую жизнь, полную глубоких противоречий.

Сын адмирала Шмидта

Пётр Шмидт родился 5 (17) февраля 1867 года в семье весьма уважаемого и заслуженного ветерана первой Севастопольской обороны. И по отцу и по матери он был из обрусевших немцев.

Контр-адмирал Пётр Петрович Шмидт

Отец - контр-адмирал Пётр Петрович Шмидт (1828-1882). Вместе со старшим братом Владимиром Петровичем он участвовал в обороне Севастополя и получил там не одно ранение, а впоследствии стал начальником порта в Бердянске. Небезынтересен и тот факт, что мать «красного лейтенанта» Шмидта Е. Я. фон Вагнер (1835-1877) познакомилась со своим будущим мужем там же, в осаждённом Севастополе, куда прибыла с другими сёстрами милосердия из Киева. Она работала в госпитале под руководством великого Н. Пирогова.

Карьера старшего из братьев, Владимира Петровича Шмидта (1827-1909), сложилась ещё более успешно: он был младшим флагманом у знаменитого адмирала Г. Бутакова, командовал Тихоокеанской эскадрой, вошёл в состав адмиралтейств-совета, стал полным адмиралом и кавалером всех бывших в то время в России орденов, а потом и сенатором. Всю жизнь братья Шмидты сохраняли близкие родственные отношения, были очень привязаны друг к другу. Поэтому Владимир Петрович, который к тому же являлся и крёстным отцом Петра Шмидта-младшего, относился к племяннику, как к родному сыну, а после смерти брата никогда не оставлял его истинно отеческим вниманием и заботой.

Надо ли говорить, что будущему лейтенанту Шмидту буквально на роду было написано стать флотским офицером? Для мальчика из семейства Шмидтов ни отец, ни дядя не мыслили никакой другой судьбы. Мать будущего лейтенанта умерла довольно рано, отец женился во второй раз, в семье появились другие дети. В сентябре 1880 года тринадцатилетний Пётр Шмидт бросает обучение в Бердянской мужской гимназии и поступает в младший приготовительный класс Морского училища в Санкт-Петербурге.

Согласно общей реформе военно-учебных заведений, Морской корпус – кузница кадров военно-морского флота России - 2 июня 1867 года был переименован в Морское училище. Училище получило новый Устав, согласно которому было отнесено к разряду высших учебных заведений. Его успешные выпускники автоматически становились элитой российского военного флота - получая чин мичмана, они направлялись на лучшие корабли Балтийской и Черноморской эскадры.

Во всех известных биографиях Шмидта говорилось, что молодой человек будто бы отличался большими способностями в учёбе, отлично пел, музицировал и рисовал. Но наряду с этими прекрасными качествами преподаватели и соученики не раз замечали его повышенную нервозность и возбудимость. В фондах Центрального военно-морского музея имеются воспоминания однокашников Шмидта, написанные в 1920-е годы. Бывшие сотоварищи, несмотря на всю шумиху, поднятую вокруг «красного лейтенанта», писали о нём весьма нелицеприятные вещи. Из-за неумения или нежелания строить отношения с другими людьми у Шмидта практически не было друзей. Никто из бывших соучеников по училищу впоследствии не поддерживал с ним ни знакомства, ни дружбы. Шмидт неоднократно подозревался в воровстве мелких денег из висящих в гардеробе шинелей. Сокурсники уже тогда именовали будущего революционера «психом»: у него периодически происходили необъяснимые истерики и психические срывы. Любой другой юноша на его месте был бы моментально отчислен из элитного учебного заведения. Только заступничество дяди – героя Севастопольской обороны и влиятельного военачальника – привело к тому, что молодой человек, неспособный по состоянию здоровья к морской службе, в 1886 году был выпущен из училища 53-им(!) по списку, с присвоением звания мичмана.

В том же 1887 году мичман П.П.Шмидт приступил к исполнению служебных обязанностей в учебно-стрелковой команде 8-ого флотского экипажа (Балтийский флот).

Как мы видим, благодаря протекции родственника, Пётр Шмидт в самом начале жизни занял не своё место. И впоследствии его поведение во многом определялось тем, что теперь принято называть «синдромом золотой молодёжи». Ощущение собственной безнаказанности, уверенность в том, что высокопоставленный дядюшка поможет выпутаться из любой, даже самой неразрешимой жизненной ситуации сыграли в судьбе будущего революционера по истине роковую роль.

Мичман Шмидт

Вскоре после выпуска из училища мичман Шмидт крупно всех удивил, женившись на Домникии Гавриловне Павловой – профессиональной уличной проститутке, имевшей вместо паспорта «жёлтый билет».

Впрочем, тогда было модно среди либерального студенчества и интеллигенции, сойдясь с «падшей» женщиной, пытаться её «спасти». В своей небезызвестной повести «Яма» А. Куприн посвятил немало страниц этой теме.

Однако в случае со Шмидтом пикантность ситуации заключалась как раз в том, что «спаситель» состоял на службе в военно-морском флоте, где даже такая вещь, как женитьба не могла обойтись без строгой регламентации, одобрения или неодобрения вышестоящего начальства. В брак офицеры флота могли вступать только по разрешению начальства, но не ранее достижения 23-летнего возраста. В возрасте от 23 до 25 лет - только при наличии недвижимого имущества, приносящего в год не менее 250 рублей чистого дохода. Кроме того, командование в обязательном порядке рассматривало «пристойность» заключаемого брака. Офицер флота не имел права жениться не на дворянке, а если женился, то о дальнейшем его продвижении по службе не могло быть и речи.

Стоит ли говорить о реакции родни, сослуживцев и просто знакомых Шмидта на его дерзкую выходку? Этот брак, по мнению некоторых биографов, буквально убил контр-адмирала П.П. Шмидта-старшего. Он проклял сына, разорвал с ним все отношения и сам вскоре после этого умер.

Даже революционные мифотворцы, замалчивая подробности скандальной женитьбы очаковского героя, непременно отмечали, что «семейная жизнь у Шмидта не сложилась», и во всём винили супругу лейтенанта. Домникия Гавриловна Павлова через год после свадьбы родила сына, которого назвали Евгением, а потом фактически вернулась к прежним занятиям. Сын Шмидта Евгений вспоминал: «Мать моя была настолько ужасна, что приходится поражаться нечеловеческому терпению и, воистину, ангельской доброте моего отца, вынесшего на своих плечах 17-летнее каторжное ярмо семейного ада».

Для оригинала-мичмана реальной выглядела перспектива увольнения со службы с позорной формулировкой «за поступки, противоречащие офицерской чести». Но никакой реакции со стороны командования флотом не последовало. От него даже не потребовали официальных объяснений, ибо за мичманом Шмидтом могучим утёсом высилась фигура его дядюшки, Владимира Петровича Шмидта, старшего флагмана Балтийского флота.

Дядя озаботился тем, чтобы замять скандал и в июле 1888 года перевёл любимого племянника в Черноморский флот. Но и здесь мичман крупно начудил. Явившись на приём к командующему флотом адмиралу Кулагину, Шмидт закатил в его кабинете настоящую истерику – «находясь в крайне возбужденном состоянии, говорил самые несуразные вещи». Прямиком из штаба мичман был препровождён в морской госпиталь, где его продержали две недели, а при выписке врачи настоятельно советовали Петру Петровичу показаться хорошим психиатрам.

В послужном списке П. П. Шмидта значится:

«5.12.1888 г. Высочайшим приказом по Морскому ведомству № 432 уволен в отпуск, по болезни, внутри Империи и за границу, на 6 месяцев.»

Дважды уволенный

После продолжительного курса лечения сердобольный Владимир Петрович отправил племянника в Тихоокеанскую эскадру, под крыло к своему ученику и преемнику контр-адмиралу Г.П.Чухнину. Дядя наивно полагал, что суровая служба на Дальнем Востоке изменит характер молодого мичмана, превратив его в настоящего флотского офицера. И вновь ошибся.

За время службы на Тихом океане Шмидт сменил практически все корабли эскадры и на каждом из них его обязательно изгоняли из кают-компании. В своё время историки объясняли это исключительно демократическими взглядами Шмидта и дворянской реакционностью всего остального флотского офицерства. Но поверить в это совершенно невозможно. В 90-е годы XIX века на российском флоте (и в частности в Тихоокеанской эскадре) было немало очень порядочных, образованных, прогрессивно настроенных офицеров. В молодости некоторые из них принимали участие в народовольческом движении и придерживались весьма либеральных взглядов, что впоследствии вовсе не помешало им быть весьма уважаемыми людьми на флоте, успешно командовать различными кораблями, а затем геройски погибнуть в Цусимском сражении. Шмидт не сошёлся ни с одним из них, а его амбициозность, частые психические припадки, непредсказуемое поведение становились лишь причинами новых скандалов, «заминать» которые приходилось его покровителю Г.П.Чухнину и высокопоставленному дядюшке.

Вверенный заботам Чухнина, П.П. Шмидт в буквальном смысле сыграл роль «злого гения» в судьбе несчастного адмирала. Создав массу проблем своему покровителю ещё при жизни, мятежный лейтенант стал косвенной причиной трагического финала Чухнина, а также и всех посмертных проклятий в его адрес.

Весной 1889 года Шмидт проходил курс лечения в московской клинике для нервных и душевнобольных доктора Савей-Могилевича. Болезнь его выражалась в неожиданных приступах раздражительности, переходящей в ярость, за чем следовала истерика с судорогами и катанием по полу. Зрелище это было настолько жуткое, что маленький сын Евгений, ставший свидетелем внезапного приступа отца, так испугался, что остался заикой на всю жизнь.

24 июня 1889 года Высочайшим приказом по Морскому ведомству № 467 мичман П.П. Шмидт был уволен от службы по болезни, лейтенантом (по закону офицеры выходили в отставку с присвоением следующего чина).

С 1889 по 1892 год П.П. Шмидт с женой и сыном проживал в Бердянске, Таганроге, Одессе, уезжал в Париж, где поступил в школу воздухоплавания Эжена Годара. Под именем Леона Аэра он пытался освоить полёты на воздушном шаре и зарабатывать деньги «воздушным туризмом». Но избранное предприятие успеха не имело, семья отставного лейтенанта бедствовала. По одной из версий, в одном из показательных полётов аэростат Шмидта потерпел аварию, корзина ударилась о землю, а сам лейтенант получил травму, результатом которой стала болезнь почек. Полёты пришлось прекратить, а шар, вместе со всем оборудованием, продать.

27 марта 1892 года Шмидт обращается с прошением на высочайшее имя «о зачислении на военно-морскую службу». Ему пошли навстречу, зачислили с прежним чином мичмана, в 18-й флотский экипаж вахтенным офицером на строившийся крейсер 1 ранга «Рюрик».

В 1894 году Шмидт вновь отправляется на Дальний Восток – в Сибирский флотский экипаж, к старому знакомцу - адмиралу Чухнину.

Уже в декабре 1895 года, не без протекции Г.П. Чухнина, он был произведён в лейтенанты, и вновь начал свои странствия по судам Сибирской флотилии. Ни на одном корабле лейтенант Шмидт не задержался более чем на несколько месяцев.

В 1894-95 годы Шмидт – вахтенный начальник миноносца «Янчихе», затем - крейсера «Адмирал Корнилов», штабной офицер на портовом судне «Силач», на транспорте «Ермак». В 1896 году - начальник брандвахты канонерской лодки «Горностай», вахтенный начальник и командир роты канонерской лодки «Бобр». Во время заграничного плавания 1896-1897 года со Шмидтом вновь случился очередной скандал.

В городе Нагасаки, где «Бобр» имел один из своих стационаров, семья Шмидтов снимала квартиру у богатого японца. Как-то супруга Шмидта серьёзно повздорила с квартирным хозяином по вопросу условий найма квартиры. Японец не остался в долгу у бывшей жрицы любви, наговорив ей дерзостей. Доминикия Гавриловна нажаловалась мужу. Тот потребовал от японца извинений, а когда последний отказался их приносить, отправился в русское консульство в Нагасаки и, добившись аудиенции у консула В. Я. Костылева, потребовал уже от него принятия немедленных мер для наказания японца. Костылев сказал Шмидту, что по закону он может лишь направить все материалы дела в японский суд для принятия решения. Тогда Шмидт устроил в консульстве скандал, начал кричать, что велит матросам изловить японца и выпороть его, или сам убьёт его на улице из револьвера. Очевидно, вся эта бытовая история закончилась очередным нервным припадком. Шмидт был списан с судна «Бобр» и отправлен в Нагасакский береговой лазарет «для лечения от болезни неврастении».

В марте 1897 года – отозван во Владивосток, где исполнял должность старшего штабного офицера на ледоколе «Надёжный».

В августе того же года у Шмидта возник острый конфликт с командующим эскадрой Тихого океана и Владивостокского порта адмиралом Г.П.Чухниным. Главная причина этого конфликта советскими историками упоминалась как-то невнятно и вскользь: дескать, лейтенант Шмидт уже тогда отказался исполнять распоряжение «царского сатрапа» Чухнина о подавлении забастовки докеров в порту Владивостока. За это бывший покровитель приказал его арестовать, а потом провести медицинское освидетельствование и уволить в запас по состоянию здоровья.

По другой версии, причиной конфликта адмирала и лейтенанта послужил весьма бессвязный рапорт П. Шмидта на его непосредственного начальника – командира ЛД «Надёжный» Н.Ф.Юрьева, которого лейтенант обвинял в связях то ли с браконьерами, то ли с японскими шпионами. Очевидно, будучи в состоянии нервного припадка, Шмидт позволил себе некие противодисциплинарные поступки в отношении командира судна, за что был помещён под арест на три недели. Реакцией на рапорт Шмидта стал приказ контр-адмирала Г. Чухнина от 28.10.1897 года: «…Вследствие рапорта лейтенанта Шмидта предлагаю главному доктору Владивостокского госпиталя В.Н.Попову назначить комиссию из врачей и при депутате от Экипажа освидетельствовать здоровье лейтенанта Шмидта… Акт комиссии предоставить мне».

Скорее всего, в этом деле лейтенант Шмидт выступал как поборник справедливости, искренне переживая за честь державы и русского флота, но командующему портом Чухнину не нужен был громкий скандал. Гораздо выгоднее было списать всё на состояние здоровья офицера-правдолюбца, отправив его в отставку.

24.09.1898 года приказом по Морскому ведомству за № 204 лейтенант Шмидт был вторично уволен от службы в запас, но уже с правом службы в коммерческом флоте.

После своей второй отставки Пётр Петрович вновь обратился к помощи дяди. По его рекомендации Шмидт устроился в «Добровольческий флот», став помощником капитана торгового парохода «Кострома», а оттуда в 1900 году ушёл в «Общество пароходства и торговли». В период с 1901 по 1904 годы отставной лейтенант служит капитаном торговых судов: «Игорь», «Святой Николай», «Полезный», «Диана».

Жена оставалась с ним, но семья фактически развалилась: за Домникией волочился шлейф скандальных слухов, а Пётр Петрович, спасаясь от них, дома почти не бывал, большую часть года проводил в плаваниях и безвылазно жил в капитанской каюте на «Диане». В коммерческих рейсах его часто сопровождал сын Евгений.

Мимо Цусимы

Возможно, на данном этапе жизнь Шмидта как-то успокоилась: он был капитаном корабля, всё время проводил в море, занимался любимой работой, воспитывал сына. Но в 1904 году началась Русско-японская война. С самого начала боевых действий на Дальнем Востоке флотский офицерский корпус нёс большие потери. Их необходимо было срочно восполнять, и поэтому врачебная комиссия сочла возможным призыв не совсем здорового человека – офицера запаса Шмидта - в военный флот.

В третий раз вернувшегося на флот Шмидта, которому тогда было уже под сорок лет, восстановили в чине лейтенанта и отправили на Балтику. Его назначили старшим офицером угольного транспорта «Иртыш», готовившегося к переходу на тихоокеанский театр военных действий в составе эскадры Рожественского. Должность «судового дракона» была совсем не для Петра Петровича. В обязанности старшего офицера военного корабля входит поддержание строгой дисциплины, а лейтенант не желал «подтягивать гайки»: у себя на «Диане» он запросто покуривал с матросами, читал им книжки, а они его фамильярно звали «Петро».

«Иртыш» был направлен по сокращённому пути через Суэцкий канал и Красное море. В Суэце Шмидт внезапно для всех списывается с корабля. Отечественные историки невнятно говорят о некой болезни, якобы поразившей офицера, рвавшегося на поле брани. По состоянию своего здоровья Шмидт не мог долго пребывать в тропических широтах. Раньше, служа на «Диане», мог, а теперь вдруг нет. К тому же эскадра должна была находиться в южных широтах весьма непродолжительное время, так как имела целью поход на Владивосток.

Шмидт среди офицеров "Иртыша" (сидит, третий слева)

Другая версия списания Шмидта гласит, что он не нашёл общего языка с капитаном и другими офицерами «Иртыша». Старший офицер-либерал разлагал дисциплину на судне, и капитан мечтал избавиться от этого чудака, свалившегося ему на голову перед дальним океанским походом. Масла в огонь подлила авария во время выхода «Иртыша» в море: случилась она во время вахты Шмидта, и хотя его действия в сложной обстановке фактически спасли корабль, согласно старинной флотской традиции, «крайним» сделали вахтенного офицера. По рапорту капитана командующий эскадрой посадил лейтенанта под арест, а на стоянке в Порт-Саиде, у входа в Суэцкий канал, недоброжелатели списали лейтенанта Шмидта «по болезни».

Однако офицер того же транспорта «Иртыш» Гаральд Граф в своих воспоминаниях трактует факт внезапного бегства Шмидта с судна несколько по-иному: «...Я узнал, что командир получил приказание из Главного Морского штаба списать старшего офицера, кажется, по его же ходатайству, как офицера запаса, перешедшего известный возраст. Это распоряжение только случайно нас не застало в Либаве, и потому Шмидт совершил переход в Саид...»

Не верить Г. Графу никаких оснований нет. Бывший мичман «Иртыша» пишет о Шмидте достаточно объективно и даже с некоторой симпатией. Эту версию подтверждают и воспоминания начальника штаба Либавской крепости Ф.П. Рерберга, повествующие о публичном скандале, учинённом Шмидтом в Либаве. На балу, организованном обществом Красного Креста, Шмидт ввязался в беспричинную драку с одним из гостей, намеренно разбил стулом стекло и очень рассчитывал попасть под арест, чтобы не следовать с эскадрой на Дальний Восток. Почему же лейтенант-романтик, по его собственному признанию презиравший смерть и мечтавший послужить народу, столь упорно не хотел продвигаться навстречу возможному подвигу?

Исследователь В.Шигин в своём очерке «Неизвестный лейтенант Шмидт» объясняет поведение нашего героя исключительно его связями с некоей гипотетической организацией заговорщиков, стоявшей во главе революционных событий в Одессе и Севастополе летом-осенью 1905 года. Эта организация (комитет), по мнению Шигина, строила планы отторжения от России некоторых южных областей и создания на их территории экономически суверенного еврейского государства, со столицей в Одессе. А лейтенант Шмидт должен был, как флотский офицер возглавить мятеж на «Потёмкине», повести за собой флот и обеспечить «техническую сторону» победы. Комитет якобы запретил Шмидту покидать территорию России, и он сделал всё, чтобы оказаться в нужное время в нужном месте, т.е. провести лето 1905 года не на Тихом океане, а на Чёрном море.

Тенденция объяснять все несчастья России еврейскими заговорами и происками неких закулисных сил сегодня вновь входит в моду, активно внедряясь в общественное сознание с телеэкранов и страниц околонаучных публикаций. Но в случае со Шмидтом она не выдерживает никакой критики. Приглашать на ключевую роль предводителя восстания психически больного человека, к тому же совершенно некудышного офицера, трижды уволенного со службы – весьма странный шаг для предприимчивых авантюристов…

Скорее всего, списываясь с судна по возрасту, Шмидт просто пошёл на поводу у своих подсознательных страхов. Вполне возможно, что капитану торгового судна «Диана» нравилась его мирная жизнь. Погибать за Россию в далёком Тихом океане, как погибла вместе с транспортом «Иртыш» почти вся его команда, Шмидт не хотел. К тому времени один из младших сводных братьев Петра Петровича уже погиб на броненосце «Петропавловск» вместе с вице-адмиралом С. Макаровым, а второй, тяжело раненный в штыковых атаках, находился в японском плену. В случае гибели отца сын лейтенанта Евгений остался бы без присмотра.

Возможно, что дядя-адмирал вновь приложил свою руку к делу спасения третьего, любимого племянника. Вовсе освободить Шмидта от военной службы в период войны было не под силу даже всемогущему родственнику. Однако по его просьбе лейтенанту нашли безопасное местечко на Черноморском флоте, во главе которого теперь стоял всё тот же адмирал Г.П. Чухнин.

Казнокрад

Весной 1905 года П.П.Шмидт был назначен командовать отрядом из двух миноносцев, базировавшихся в Измаиле. Но уже летом 1905 года из кассы отряда исчезли казённые деньги – 2,5 тысячи рублей. Лейтенант Шмидт не придумал ничего умнее, как удариться в бега. Через некоторое время его задержали, началось следствие.

Судя по сохранившимся материалам, Пётр Петрович, как всякий неопытный в таких делах человек, неловко врал и оправдывался. Сначала он говорил, что потерял деньги, когда катался на велосипеде по Измаилу, потом выдвигал версию ограбления в поезде, далее - придумывал небылицы о якобы попавшей в беду сестре и необходимости своей срочной поездки в Керчь и т.д. и т.п. В конце концов лейтенанту пришлось сознаться в растрате и дезертирстве: прихватив казённые деньги, Шмидт отправился не в Керчь, а в Киев, где в пух и прах проигрался на бегах.

Кстати, именно во время этой поездки он впервые встретился со своим последним «романтическим увлечением» - Зинаидой (Идой) Ризберг. Ризберг в своих воспоминаниях однозначно указывает на тот факт, что впервые увидела «странного офицера» не в поезде, а на ипподроме, где он играл по-крупному, проматывая похищенные денежки. Потом они (случайно или нет?) оказались вместе в купе, где и познакомились. В последующие полгода Шмидт закрутил со своей попутчицей виртуальный роман в письмах, которые до сих пор многие историки считают едва ли не основным источником сведений о личности лейтенанта Шмидта. Ида Ризберг на поверку оказалась дамой более чем практичной: она сохранила все послания Петра Петровича. Когда же началась кампания по возвеличиванию подвигов её корреспондента, Ризберг объявила себя его последней любовью и боевой подругой. В качестве доказательства она предоставила к публикации письма Шмидта, поимев, таким образом, статус официальной «вдовы» героя и пожизненную советскую пенсию. Афёра вполне в духе «детей лейтенанта Шмидта» из «Золотого телёнка»!

Сам же казнокрад Шмидт выпутался из уголовной истории с растратой очень просто. Явившись в Севастополь, он дал знать о своей беде дядюшке. Тот, чтобы избежать суда и позора фамилии, выплатил все 2,5 тысячи из своих личных денег. Дело было закрыто. Шмидта в течение нескольких дней увольняют с флота, благо к этому моменту уже идут мирные переговоры с Японией. Чтобы обеспечить племяннику возвращение капитаном на коммерческий флот, адмирал В.П. Шмидт настойчиво добивается увольнения с одновременным производством Петра Петровича в капитаны 2-го ранга. Однако в морском министерстве это находят излишним, и Шмидта так и увольняют лейтенантом, но по-тихому, без огласки истинных причин.

На «Очаков»!

Так Пётр Петрович Шмидт осенью 1905 года оказался без определенных занятий и особенных перспектив в Севастополе. Это произошло как раз накануне революционных событий, когда в береговых казармах и на судах зрела матросская «буза».

После опубликования в октябре 1905 года царского манифеста о даровании свобод нижние чины требовали разъяснений. Им сказали, что на них дарованные свободы не распространяются. У входа на севастопольский приморский бульвар по-прежнему красовалась позорная табличка: «Вход с собаками и нижним чинам запрещён»; задерживалось увольнение в запас выслуживших сроки; семьи призванных из запаса с окончанием войны перестали получать пособия, а кормильцев домой все не отпускали, и каждое письмо из дома действовало на служивых сильнее любой революционной прокламации. Всё это до крайности накаляло ситуацию в городе и на судах, а начальство, верное заветам старины, стремилось «держать и не пущать», что и привело к первым столкновениям и жертвам.

П.П. Шмидт не состоял ни в одной партии. Он вообще избегал «стадности», ибо мнил себя личностью чрезвычайной, для которой все партии тесны. Но когда в Севастополе закипели политические события, он, озлобленный «несправедливостями», примкнул к оппозиции и стал очень активен.

После отставки, вместо того, чтобы отправиться в Одессу и наняться капитаном в торговый флот (как того ожидал дядя), Пётр Петрович начинает выступать на антиправительственных митингах. Его странная фигура прямо-таки приковала к себе внимание публики, и эта странность многим казалась какой-то особенной оригинальностью вождя и фанатичного мученика идеи. Будучи хорошим оратором, Шмидт упивался своей властью над толпой, говорил так резко и энергично, что прямо во время речи на митинге 25 октября с ним случился психический приступ. Следующий за ним оратор некто Орловский под впечатлением припадка Шмидта падает в обморок. Возбуждённо-истерическое состояние передаётся толпе: проявление психической патологии люди приняли за революционную одержимость. Власти понимают, что ситуация вот-вот выйдет из-под контроля. Шмидта арестовывают. Тут уже ни Чухнин, ни дядя ничего не могут поделать: Шмидтом занялась жандармерия. Отставного лейтенанта сажают в тюрьму. Оттуда он пишет одно за другим воззвания на волю. Теперь Шмидт не просто какой-то отставной лейтенант, он мученик за свободу! «Мученика» сразу же избирают пожизненным депутатом Севастопольского городского совета, где в то время всем заправляют эсеры.

Шмидт был единственным офицером военно-морского флота (пусть и бывшим), ставшим на сторону революции. Историки считают, что поэтому именно к нему обратилась депутация команды крейсера «Очаков», направлявшаяся на собрание представителей команд и экипажей. На стихийных митингах нижних чинов решено было на этом собрании сформулировать их общие требования к начальству, и матросы хотели посоветоваться с «революционным офицером». Едва Шмидта выпустили из тюрьмы, делегация крейсера пришла к нему на квартиру. Шмидт поздоровался с каждым за руку, усадил за стол в гостиной: всё это были знаки невиданного демократизма в отношениях между офицерами и матросами. Ознакомившись с требованиями очаковцев, Пётр Петрович посоветовал им не размениваться на мелочи (матросы хотели добиваться улучшения быта, условий службы, увеличения выплат и т.д.). Он рекомендовал им выдвинуть политические требования – тогда к ним прислушаются всерьёз, и будет о чём «торговаться» на переговорах с начальством.

Сам Шмидт потом уверял на суде, что матросы упрашивали его поехать на «Очаков» и возглавить восстание. Но эта версия, впоследствии подхваченная революционерами и долго воспринимавшаяся историками как непреложная истина, существовала лишь в больном воображении самого отставного лейтенанта. Восставать, а тем более - вести военные действия - никто из экипажа крейсера всерьёз не планировал. Совершенно очарованные приёмом, матросы-депутаты ушли на своё собрание, а Шмидт, облачившись в форму капитана 2-го ранга, помчался к севастопольской пристани.

Восстание на «Очакове»

Дальнейшие действия лейтенанта Шмидта можно расценить либо как авантюризм уверенного в своей безнаказанности преступника-террориста, либо как поступки одержимого какой-то своей идеей психически больного человека.

Звание капитана 2-го ранга автоматически полагалось Шмидту при увольнении в запас обычным порядком, но при тех обстоятельствах, при каких он был уволен, права на ношение капитанского кителя лейтенант не имел. Следовательно, он не имел никакого права появляться в таком виде даже на улице. Тем не менее, лже-капитан приехал на пристань, быстро отыскал там катер крейсера «Очаков», на котором прибыли к берегу депутаты, и сообщил, что собранием команд он назначен капитаном. Самозванец приказал вахтенным доставить его на крейсер. Действовал он почти наверняка: приходившие к нему представители команды рассказали, что после того, как матросы стали саботировать исполнение приказов, офицеры в полном составе покинули корабль.

Прибыв на борт «Очакова», Шмидт собрал команду на шканцах и заявил, что по просьбе общего собрания депутатов принял на себя командование всем Черноморским флотом, о чём приказал немедленно известить срочной телеграммой государя императора. Что и было исполнено.

Здесь следует сказать несколько слов о самом легендарном крейсере.

Крейсер "Очаков"
1901 - 1933

Бронепалубный крейсер «Очаков» был заложен в 1901 году и строился в Севастополе на Казенной верфи корабельным инженером Н. Янковским. Спущен на воду 1 октября 1902 года, но вступил в строй лишь в 1907 году. В 1905 году он долго стоял на достройке в заводе. По версии некоторых современных исследователей, при постройке «Очакова» был допущен целый ряд технических ошибок, явившихся следствием финансовых злоупотреблений руководства севастопольского порта и Казённой верфи. Многие работы производились не рабочими, а матросами – в прошлом рабочими. Разница в оплате труда шла в карман ловким махинаторам. Некоторые из технических новшеств, полагавшихся крейсеру по проекту, существовали лишь на бумаге. Адмирал Чухнин, как командующий флотом и начальник порта, не мог об этом не знать: по делу строителей «Очакова» была организована специальная комиссия, которая вела расследование. Однако версия о причастности самого Г.П.Чухнина к выявленным злоупотреблениям и его желании намеренно «разбомбить» злосчастный корабль, дабы скрыть все концы, никак не подтверждается дальнейшими событиями.

Собранная из разных экипажей команда «Очакова», тесно общаясь с рабочими и растворёнными среди них агитаторами революционных партий, оказалась основательно распропагандирована. Среди матросов были свои влиятельные персоны, фактически выступавшие инициаторами если не мятежа, то, по крайней мере, демонстративного неподчинения. Эта матросская верхушка – несколько кондукторов и старших матросов – не могла не понимать, что 14 ноября 1905 года крейсер ни к каким боевым действиям не был готов. Он только что вернулся из учебного похода и без подвоза топлива, продуктов и воды через несколько дней превратился бы в металлическую махину с остывшими котлами, неработающими приборами и механизмами. Кроме того, чтобы управлять военным кораблём нужны офицеры-специалисты. Без них «Очаков» невозможно было даже вывести из бухты. Броненосец «Потёмкин», например, был захвачен в море, уже на ходу, но и там, перестреляв офицеров, восставшие всё-таки оставили двоих, силой принудив их исполнять свои обязанности. На «Очакове» этого повторить не удалось – все офицеры успели съехать на берег, и команда попала в тупиковую ситуацию.

При таких обстоятельствах вся затея с восстанием была заранее обречена на провал. Тем не менее, матросские лидеры, по привычке, послушались решительно настроенного ряженного капитана, который свалился им, словно снег на голову.

Шмидт сказал команде, что на берегу, в крепости и среди рабочих «его люди» только и ждут сигнала, чтобы начать вооружённое выступление. По его словам, захват Севастополя с его арсеналами и складами – только первый шаг, вслед за которым надлежало идти к Перекопу и выстроить там артиллерийские батареи, перекрыть ими дорогу в Крым и тем самым отделить полуостров от России. Далее он намеревался двинуть весь флот на Одессу, высадить десант и взять власть в Одессе, Николаеве и Херсоне. В результате образовывалась «Южно-русская социалистическая республика», во главе которой Шмидт видел себя, любимого.

Команда покрыла речь Шмидта громовым «ура!» и пошла за Шмидтом, как прежде шли крестьяне за неведомо откуда пришедшими раскольничьими «апостолами», вещавшими, что им в сонном видении было открыто место, где всех ждет счастье и всеобщая справедливость.

Трудно сказать, верил ли сам Шмидт в то, что говорил. Скорее всего, он об этом не думал, а действовал под впечатлением момента. В очерке Ф. Зинько о Шмидте говорится: «Экзальтированный, пораженный величием открывающихся перед ним целей, Шмидт не столько руководил событиями, сколько вдохновлялся ими».

Изначально восставшим сопутствовал успех: начальство Шмидта признали команды двух миноносцев, по его приказу были захвачены портовые буксиры, и на них вооружённые группы матросов с «Очакова» объезжали стоявшие на якорях в севастопольской бухте суда эскадры, высаживая на них абордажные команды. В ночь на 15 ноября ударные отряды овладели минным крейсером «Гридень», миноносцем «Свирепый», тремя номерными миноносцами и несколькими мелкими судами, а в порту захватили некоторое количество оружия. Тогда же к восставшим присоединились экипажи канлодки «Уралец», миноносцев «Заветный», «Зоркий», учебного корабля «Днестр» и минного транспорта «Буг».

Застав врасплох офицеров, мятежники захватывали их и свозили на «Очаков». Собрав таким образом на борту крейсера более сотни офицеров, Шмидт объявил их заложниками, которых грозился вешать, начав с самого старшего по званию, если командование флотом и севастопольской крепостью предпримет враждебные действия по отношению к восставшим. Кроме офицеров, в заложниках оказались и пассажиры парохода «Пушкин», следовавшего своим обычным рейсом в Севастополь. На восходе солнца 15 ноября Шмидт в присутствии команды и захваченных пассажиров, поднял над «Очаковым» красный флаг. При этом был дан сигнал: «Командую флотом – Шмидт». С борта «Очакова» на берег была доставлена для отправки Николаю II очередная телеграмма: «Славный Черноморский флот, свято храня верность своему народу, требует от вас, государь, немедленного созыва Учредительного собрания и перестает повиноваться вашим министрам. Командующий флотом гражданин Шмидт».

Интересно, что во время поднятия красного флага, оркестр играл «Боже, Царя храни!». Этим он хотел привлечь на свою сторону другие суда эскадры, успокоить офицеров и матросов других кораблей, убедив их, что он не мятежник. Однако те безразлично отнеслись к этому сигналу.

Чтобы привлечь на сторону восставших всю эскадру, Шмидт обошел её на миноносце «Свирепый». Но особого энтузиазма у матросов его появление не вызвало. Некоторые команды поднимали красные флаги при приближении «Свирепого», а как только миноносец скрывался из виду, тут же спускали их. Командир георгиевского крейсера «Память Меркурия» в упор крикнул П. П. Шмидту: «Мы служим царю и отечеству, а ты, разбойник, заставляешь себе служить».

Затем «Свирепый» направился к превращённому в тюрьму транспорту «Прут». Вооружённый отряд матросов во главе со Шмидтом освободил находившихся на судне потёмкинцев. К восставшим присоединилась команда «Святого Пантелеймона» (бывший «Потемкин»), но сам броненосец уже не представлял большой военной силы, так как был разоружён ещё до начала восстания.

В полдень 15 ноября мятежный лейтенант посулил, что повесит всех заложников, если не будут исполнены его требования. Он желал, чтобы из Севастополя и из Крыма вообще вывели казачьи части, а также те армейские подразделения, которые остались верны присяге. От возможной атаки с берега он прикрылся, выставив между «Очаковым» и береговыми батареями минный транспорт «Буг» с полной загрузкой морских мин – любое попадание в эту огромную плавучую бомбу вызвало бы катастрофу: сила взрыва снесла бы часть города, примыкавшую к морю.

Как мы видим, Шмидт действовал, как заправский террорист-одиночка, поэтому все его замыслы заранее были обречены на провал. Флот не восстал, с берега подмоги не было. Немедленно исполнять требования мятежника, несмотря на угрозы, никто не спешил. Когда Шмидт понял, что экипажи кораблей эскадры остались глухи к его революционным призывам, с ним случилась очередная истерика.

Командующий флотом Чухнин, совершенно справедливо полагал, что в лице Шмидта он имеет дело с больным человеком, а потому не спешил отдавать приказа о боевых действиях. Надеясь решить дело миром, он посылает к Шмидту парламентёра с предложением о сдаче. Тот убеждает восставших, что дело проиграно, но ещё можно спасти человеческие жизни. Да, их накажут, но кровь ещё не пролилась, а потому наказание будет не слишком строгим, особенно для общей массы матросов. Шмидт отпускает гражданских пассажиров «Пушкина» и заявляет, что будет вести переговоры только со своими однокашниками по Морскому корпусу. Чухнин принимает и это условие. К Шмидту тут же отправляются несколько его бывших соучеников-офицеров. Едва ступив на палубу «Очакова», они сразу же объявляются заложниками. Шмидт передаёт Чухнину, что после каждого выстрела по крейсеру он будет вешать на реях по офицеру (видно, сильно насолили ему бывшие однокашники!). Чухнин выдвигает новый ультиматум, на этот раз, чтобы «Очаков» сдался в течение часа.

Тем временем команда минного транспорта «Буг», прикрывавшего «Очаков» от огня береговой артиллерии, одумалась и открыла кингстоны. По «советской» версии, её вынудила к тому верная правительственным войскам канонерская лодка «Терец», командир которой капитан 2-го ранга Ставраки (кстати, тоже однокашник Шмидта по Морскому училищу) собирался открыть по «Бугу» огонь. Как бы там ни было, но корабль с опасным грузом пошёл ко дну, оставив мятежный крейсер под дулами артиллерийских орудий.

По свидетельствам очевидцев, адмирал Чухнин вообще не хотел начинать бой, считая, что можно обойтись «психотерапией» - спасти сотни человеческих жизней и новый, только что отстроенный военный корабль. Но общее командование правительственными войсками в тот момент осуществлял недавно прибывший в Севастополь генерал Миллер-Закомельский, у которого были весьма широкие полномочия. Генерал потребовал ускорить развязку. В 16.00 срок ультиматума истёк, и корабли эскадры сделали несколько выстрелов по «Очакову». Над крейсером взвился сигнал «Возмущён действиями эскадры». Потом крейсер начал ответную стрельбу по правительственным войскам и береговым батареям.

Впоследствии в отечественной исторической литературе утвердилось мнение о жесточайшем расстреле «Очакова». Главным автором этой версии выступил, естественно, сам Пётр Шмидт. По его словам, такого расстрела, которому подвергся «Очаков», не было во всей мировой истории! Военные историки могли бы здесь лишь скептически улыбнуться: если бы лейтенант не сбежал в свое время с идущей к Цусиме эскадры, он бы узнал, что такое настоящий артиллерийский обстрел. Для ни разу не бывавшего в бою Шмидта весьма вялый и малопродуктивный обстрел крейсера вполне мог показаться небывалым. Как говорится, у страха глаза велики.

На самом деле, командование Черноморского флота, находясь в здравом рассудке и твёрдой памяти, не ставило задачи уничтожить свой собственный крейсер, который ещё даже не вступил в строй.

Согласно официальным отчётам, эскадрой по «Очакову» было дано всего шесть залпов из малокалиберных орудий. Обстреливалась в основном верхняя часть корабля и палубы, чтобы не пробить броневой пояс, то есть не поразить жизненно важные отсеки. Тяжёлая береговая артиллерия стреляла более кучно, но шрапнелью, и её грохот нужен был, скорее, для создания психологического эффекта. Основные жертвы и повреждения на «Очакове» возникли из-за пожара, который в общей суматохе никто не собирался тушить. В январе 1906 года инженер-строитель корабля Н. И. Янковский представил подробный рапорт с описанием повреждений, нанесённых «Очакову». В верхней части корпуса корабля насчитали 52 пробоины (в основном со стороны берега), поэтому «Очакову» требовалась полная перестройка верхних палуб, замена вышедших из строя дорогостоящих приборов, ремонт орудийных установок и т.д. Но всё это оказалось возможным сделать на месте, в Севастополе, не переводя крейсер на более мощный судостроительный завод в Николаеве. И уже в 1907 году (чуть больше года после «ужасного обстрела») «Очаков» под именем «Кагул» вступил в строй Черноморской эскадры.

Что же касается, собственно, потерь восставших, то здесь приводятся самые противоречивые сведения – от двадцати до двухсот убитых, от шестидесяти до пятисот раненых. Установить точное число погибших на «Очакове» в настоящее время не представляется возможным. Известно, что 15 ноября на корабле было до 380 человек команды, не считая матросов с эскадры и береговых частей. По другим данным, на «Очакове» было около 700 человек. Большевистская газета «Борьба» в 1906 году писала, что «спаслось не более сорока - пятидесяти человек. Суду было предано 39 очаковцев». Жандармский ротмистр Васильев в своём донесении указывал: «...и убитые и раненые остались на «Очакове» после того, как он загорелся, и все сгорели... в девять вечера я сам видел раскалённые борта «Очакова».

Однако есть сведения, что после бегства своего предводителя Шмидта матросы осуществили попытку расправиться с офицерами-заложниками. В результате лишь один человек был убит и трое ранены. Заложникам удалось вырваться из запертых кают, спустить красный флаг, водрузив на его место белую простыню, после чего обстрел корабля тут же прекратился. Откуда, в таком случае, могло взяться столько убитых? Все оставшиеся в живых участники событий были сняты с судна спасательными катерами, раненые - отправлены в госпиталь, никто из заложников не пострадал. Адмирал Чухнин незамедлительно доложил об этом Николаю II.

Финал лейтенанта Шмидта

Советская историография, перемалывая подробности очаковских событий, долго сокрушалась о том, что восставшие во время боя с эскадрой не использовали всех возможностей своего новейшего крейсера: не стали торпедировать стоящие на рейде корабли, не решились осуществить таран обстреливавшего их броненосца и т.д. Они объясняли это высокими человеческими качествами и гуманизмом Шмидта, не желавшего пролития лишней крови. Но сегодня мы можем со всей уверенностью утверждать: лейтенанта Шмидта во время боя на «Очакове» не было, а неуправляемая команда в панике стремилась только к тому, чтобы избежать собственной гибели.

По версии В. Шигина, ещё до начала обстрела, предвидя неблагоприятное развитие событий, Шмидт приказал приготовить себе с тылового борта «Очакова» миноносец № 270 с полным запасом угля и воды. Едва борт крейсера начал содрогаться от первых попаданий, Шмидт с сыном, пользуясь всеобщей неразберихой, первыми (и это доказано документально) покинули обстреливаемый корабль. Возможно, Шмидт намеревался сбежать в Турцию, но под угрозой артиллерийского расстрела миноносец 270 был остановлен, и на его борт высадили досмотровую команду, которая в носовом отсеке нашла голых Петра Петровича и Евгения Петровича Шмидтов. Они пытались выдать себя за кочегаров, но были сразу арестованы.

Последовал громкий судебный процесс и расстрел Шмидта на пустынном острове Березань. Небезынтересен доклад премьер-министра С. Витте Николаю Второму о психической ненормальности Шмидта: «Мне со всех сторон заявляют, что лейтенант Шмидт, приговоренный к смертной казни, психически больной человек, и что его преступные действия объясняются только его болезнью... Все заявления мне делаются с просьбой доложить о сём Вашему императорскому величеству...» На письме резолюция Николая Второго: «У меня нет ни малейшего сомнения в том, что если бы Шмидт был душевнобольным, то это было бы установлено судебной экспертизой».

Но психиатрической экспертизы произведено не было. Ни один из психиатров не согласился ехать в Очаков для освидетельствования Шмидта. Почему? Скорее всего, потому, что за создание мифа о герое взялись эсеры, а с их боевиками шутки были плохи. Живой Шмидт был им не нужен, а учитывая его психическое состояние - даже опасен.

Судьбу Петра Петровича Шмидта можно сравнить со сверхмощным, но изначально неисправным локомотивом, который несётся на всех парах по пути к высокому обрыву. Услужливые «стрелочники» - высокие покровители – из лучших побуждений старались сделать этот путь наименее опасным и тернистым, даже не подозревая, что тем самым приближают неизбежную гибель своего подопечного.

Смягчить падение, «подстелив соломки», на сей раз не смог даже В.П. Шмидт – адмирал и сенатор. При известии о содеянном его любимым племянником, престарелый дядюшка словно ушёл из жизни ещё до своей физической кончины. Он не появлялся на людях, не общался почти ни с кем из прежних знакомых, даже в праздники не посещал Морское собрание. Позор, павший на семью, был настолько велик, что младший из сводных братьев Петра Шмидта Владимир – тоже флотский офицер и герой Русско-японской войны – был вынужден сменить фамилию и с тех пор писался везде как Шмитт. По иронии судьбы, именно он с 1912 по 1914 год служил старшим офицером на крейсере «Кагул» (бывший «Очаков»). Сёстры, выйдя замуж, поменяли фамилии ранее и до известных событий февраля 1917-го не афишировали своё родство с «мятежным лейтенантом». Законная супруга после казни Шмидта тоже отказалась от его имени. За то во время судебного процесса в Очакове объявилась недавняя знакомая Шмидта госпожа Ризберг, которая, узнав о происшедшем, немедленно приехала из Киева и вела переписку со Шмидтом до последнего дня.

Судебный процесс над Шмидтом вызвал много шума среди тогдашних демократов. Пресса, не жалея сил, поносила за жестокость официальную власть, а Шмидта объявили совестью нации и буревестником грядущих потрясений. Одновременно эсеры вынесли и свой смертный приговор вице-адмиралу Г.П.Чухнину. Ведь это он требовал на суде смертной казни для Шмидта. По их заданию матрос Акимов – «сочувствующий» социалист – устроился служить садовником на дачу к Чухнину, где 28 июня 1906 года смертельно ранил адмирала выстрелом из ружья.

«Сыновья» лейтенанта Шмидта

Сын Шмидта Евгений, которому тогда шёл шестнадцатый год, прибыл на «Очаков» 15 ноября, после того, как отец объявил себя командующим. Как только начался обстрел мятежного крейсера, он вместе с отцом прыгнул за борт. Затем оба Шмидта были арестованы на борту миноносца 270, пытавшегося прорваться из севастопольской гавани.

Несовершеннолетнего Евгения Шмидта вскоре отпустили, под суд он не попал и никаким преследованиям не подвергался. Но волей-неволей на него пал отблеск революционной «славы» отца. В многочисленных газетных публикациях о севастопольских событиях непременно упоминали и о нём. Так как до той поры молодой человек был совершенно никому не известен, и взять точных сведений о юноше было неоткуда, газетчики указывали разный возраст «мальчика», а имя не упоминали вовсе. Чаще всего о Евгении писали именно как о «сыне лейтенанта Шмидта».

Между тем, революционные события в стране продолжали кипеть. Очень скоро после казни лейтенанта на митингах различных партий стали появляться молодые люди, которые, назвавшись «сыном лейтенанта Шмидта», от имени погибшего за свободу отца призывали мстить, бороться с царским режимом или оказывать посильную помощь революционерам, жертвуя устроителям митинга, кто сколько может. Под «сына лейтенанта» революционеры делали хорошие сборы. А так как партий было много, и каждый хотел «воспользоваться случаем», то «сыновей» развелось совершенно неприличное количество. Мало того: откуда-то возникли даже «дочери лейтенанта Шмидта»!

Дальше – больше: появились «сыновья», не имевшие к партиям никакого отношения, а работающие «на себя». Газеты, что ни день, писали о поимке очередного «молодого человека, называвшего себя сыном лейтенанта Шмидта», и эта газетная формула буквально навязла в зубах у обывателя. Около года «дети лейтенанта» вполне процветали, а потом, когда со спадом революционных настроений кончились митинги и сходки, на которых можно было обходить с шапкой публику, они куда-то исчезли, сменив, видимо, репертуар.

В советское время «дети лейтенанта» вполне могли возродиться именно во второй половине 20-х годов, точно совпадая с хронологией романа Ильфа и Петрова. Как мы помним, «Сухаревская конвенция» по инициативе Шуры Балаганова была заключена весной 1928 года, а тремя годами ранее, в 1925-м, отмечали двадцатую годовщину первой русской революции. При подготовке праздника ветераны партии к своему немалому огорчению обнаружили, что большинство населения страны совершенно не помнит или вовсе не знает героев, погибших на баррикадах 1905 года. Партийная пресса ударила в колокола, и имена некоторых революционеров были спешно извлечены из мрака забвения. О них написали массу воспоминаний, им установили памятники, их именами называли всё, что хоть как-нибудь было связано с ними или даже вовсе не связано.

Петр Петрович Шмидт в этом отношении настоящий рекордсмен: его посмертная слава перешла все разумные границы. Но второпях партийные идеологи прозевали тот факт, что кандидат в революционные идолы, как говорили тогда в комиссиях по партийной чистке, «не благополучен по родственникам». Дело в том, что сын лейтенанта, Евгений Петрович, в 1917 году октябрьского переворота не принял, примкнул к белому движению и до 1920 года сражался против красных. В финале Гражданской войны он эвакуировался с другими врангелевцами из Крыма, пребывал в лагерях на Галлиполи, потом поселился в Праге. Позже перебрался в Париж, где под фамилией Шмидт-Очаковский написал и издал книгу о своём отце. Умер в 1951 году во Франции.

К белым эмигрантам также принадлежал и сводный брат лейтенанта – Владимир Петрович Шмитт (1883-1965) – капитан 1-го ранга, гидрограф и океанограф, преподаватель Колумбийского университета, с 1925 года проживал в США, являлся активным членом Общества бывших русских морских офицеров в Америке.

Подлинную историю сына и других родственников лейтенанта Шмидта от советских людей тщательно скрывали, и это давало козырь разного рода аферистам. Революционный миф о лейтенанте и смутная память о том, что у него был то ли сын, то ли сыновья, вполне могли прокормить не один десяток жуликов, гастролирующих по Стране Советов с былинными рассказами о героическом папаше. «Поди ему не дай, что просит, а он накатает жалобу в партийную инстанцию, и потом пришьют политическую близорукость,» – примерно так рассуждали бюрократы на местах, снабжая «сыновей» всем необходимым. Отдавали бюрократы не своё, а казённое, так что было не жалко. И вдобавок себя не забывали, списав на подачку «чаду» очаковского героя много больше, чем на самом деле перепадало Шуре Балаганову или Михаилу Самуэлевичу Паниковскому.

Компиляция Елены Широковой по материалам:

Бойко В. Вице-адмирал Г.П.Чухнин ForPost - Cевастопольский Новостной Портал ", "символ революции". Вроде все ясно. Кроме одного - почему именно он?

Конечно, вполне естественно, что в канун 100-летней годовщины мятежа в Севастополе (11-16 ноября 1905 г. по старому стилю или 24-29 ноября "по современному летосчислению") имя Петра Шмидта стало все чаще и чаще появляться в средствах массовой информации и даже художественных фильмах. Контекст же этих "медийно-исторических посланий" весьма различен (как и полагается в наше разноголосое время) - от "сакрально-традиционных" оценок в духе "герой и патриот!" до менее благожелательных характеристик - "негодяй и шизофреник!"… Но здесь речь пойдет не о роли и месте лейтенанта Шмидта во "всемирно-историческом процессе", а о событиях вокруг него самого. Тех, которые сформировали этому человеку именно то будущее, которое знаем мы (только уже как "преданья старины глубокой").

Первоначально казалось, что "жизненный цикл" молодого Шмидта отнюдь не предполагал его стремительного превращения в "социалиста вне партии", "пожизненного депутата" (Севастопольского Совета "образца 1905 г." - это собрание даже просуществовало дней пять) и прочая, и прочая. 5 февраля 1867 года (здесь и далее все даты приводятся по старому стилю) в Одессе в семье помощника коменданта военного порта Петра Петровича Шмидта родился долгожданный сын - Петр Петрович-младший (как было тогда принято не только говорить, но и указывать в документах - Шмидт 3-й). Это был шестой ребенок потомственного дворянина и военного моряка и Екатерины Яковлевны Шмидт. Предыдущие пятеро детей были девочки, но к моменту рождения Петра трое сестер скончались в младенческом возрасте. Учитывая тот факт, что отец был флотским офицером, воспитанием будущего революционера занимались мать и сестры. Впоследствии в одном из своих писем Зинаиде Ивановне Ризберг мятежный "лейтенант-командующий" писал, что он рос в женском окружении сестер и мамы, так как отец всегда находился в плавании.

Родня лейтенанта Шмидта представляла собой классический, более того - хрестоматийный пример служения на благо отечества. Судите сами. Отец - контр-адмирал Петр Петрович Шмидт 2-й. Родился в 1828 году в семье потомственных дворян и морских офицеров. Собственно, его отец - капитан 1-го ранга Петр Петрович Шмидт 1-й - и основал "морскую династию". После окончания Морского корпуса Шмидт 2-й проходил службу на линейных кораблях и фрегатах Балтийского и Черноморского флотов. С 13 сентября 1854-го по 21 мая 1855 годов - участник обороны Севастополя на Малаховом кургане. На бастионах подружился с подпоручиком Львом Николаевичем Толстым. Был дважды ранен и контужен. За мужество и отвагу при защите Севастополя награжден орденами. 19 марта 1876 года высочайшим указом назначен градоначальником Бердянска и начальником порта. За "усердие в трудах" в 1885-м был произведен в контр-адмиралы.

Дядя - старший брат отца - адмирал Владимир Петрович Шмидт родился в 1827 году. Как и брат, службу проходил на Балтике и Черном морях. Участник обороны Севастополя - за проявленное личное мужество и отвагу награжден, кроме орденов, именным оружием - золотым палашом "За храбрость". С 1890-го по 1909 год - первый по старшинству среди военно-морских чинов российского флота, старший флагман Балтийского флота. По завещанию похоронен в Севастополе, в усыпальнице адмиралов - Владимирском соборе - рядом с Корниловым, Нахимовым, Истоминым, Шестаковым, Лазаревым…

Мать же - Екатерина Яковлевна (в девичестве баронесса фон Вагнер, по материнской линии - из князей Сквирских) была куда менее "однолинейной" фигурой. Екатерина Шмидт родилась в 1835 году в семье представителей обрусевших немецких дворян и древнего польско-литовского княжеского рода. В 19 лет, вопреки воле знатных родителей, под впечатлением душевного порыва Марии Григорьевой, Екатерины Бакуниной (внучки Кутузова) и Екатерины Грибоедовой приехала в осажденный Севастополь, чтобы стать сестрой милосердия. Именно тогда она отказалась от приставок "баронесса" и "фон", взяв девичью фамилию матери (хотя ее отец - барон Яков Вильгельмович фон Вагнер был боевым генералом, участником Отечественной войны 1812 года). Хрупкой девушке из знатного рода пришлось постигать уроки жизни "в трехстах шагах от поля боя" (причем в буквальном смысле).

Говорят, что тех, кого война не надламывает, она закаляет, учит жизни. Наверное, это правда. Но только не в тех случаях, когда попавший на войну не имеет психологической возможности (или способности, или и того и другого вместе) прочувствовать ее как рутину. Есть большая разница между подвигом на передовой и просто тяжелой и грязной работой, "фронтовой лямкой". Война научила баронессу фон Вагнер быть героиней. И это не "фигура речи": когда в канун 1878 года Екатерина Яковлевна скончалась, в последний путь ее провожал троекратный воинский салют взвода моряков - последняя земная привилегия георгиевского кавалера, а отнюдь не жены градоначальника. Таких почестей в Российской империи была удостоена лишь 51 женщина. Выносить раненых с поля боя, делать им перевязки, отдавать кровь, когда она спешно требовалась во время операции, будущая Екатерина Шмидт умела. И умела блестяще. А вот научиться жить в реальном мире - так и не смогла…

Всю недолгую жизнь ее тянуло к "революционно-просветительской работе". Видимо, в ней она пыталась найти выход своему стремлению быть полезной, служить людям непосредственно, как тогда - на Севастопольских бастионах. Потомственная дворянка - и нескрываемая симпатия к Белинскому и Чернышевскому. "Градоначальница" - и хорошая знакомая будущей цареубийцы Софьи Перовской. Все это не могло не оказать влияния на сына. Тем более что авторитет матери в его глазах был огромен. Уже будучи офицером, Шмидт в память о ней написал малоизвестную статью "Влияние женщин на жизнь и развитие общества". В своих же дневниках Петр Петрович оставил такую запись: "Если мне удалось совершить в жизни что-либо, то лишь благодаря влиянию моей матери".

Но суровая действительность флотской службы сильно отличалась от семейного уюта и высоких идеалов. В Морском корпусе юный Шмидт чувствовал себя "неважно" - хотя в учебе был прилежен, да и морское дело очень любил. Тем более что отношение к нему было относительно мягкое (по сравнению с большинством других воспитанников корпуса): ведь племянник самого Владимира Петровича Шмидта - старшего флагмана Балтийского флота!

И тем не менее… Вот выдержка из письма Петра Шмидта Евгении Александровне Тилло: "Я кляну своих товарищей, порою просто ненавижу их. Я кляну судьбу, что она бросила меня в среду, где я не могу устроить свою жизнь как хочу, и грубею. Наконец, я боюсь за самого себя. Мне кажется, что такое общество слишком быстро ведет меня по пути разочарования. На других, может быть, это не действовало бы так сильно, но я до болезни впечатлителен…". С завершением обучения и переходом в строй "командно-женственный" характер молодого офицера пришелся тем более "не ко двору": в кают-компании задают тон старшие офицеры, а не мичманы с "бестужевскими страданиями".

Только в одном обществе чувствовал себя уверенно молодой идеалист Шмидт - в женском. Но и здесь его скоро ожидало разочарование: он искал ту женщину, которая поймет его "дон-кихотские стремления". Стержнем мировоззрения молодого мичмана Шмидта, его "философской религией" была борьба за счастье всего народа (неотделимая от громадной личной амбициозности). Но его, как принято сейчас говорить, "социальное окружение" вовсе не нуждалось в борьбе за свои права! Шмидту осталась единственная возможность - попытаться принести счастье хотя бы одному человеку. Создать для себя мир "индивидуальной заботы о спасении индивидуальной заблудшей души". И Шмидт таки попал в другой мир… петербургских проституток. Исполнительницей роли "спасаемой заблудшей овцы" в жизни Петра Шмидта стала "Доминик" (Доминикия Гавриловна Павлова), "мадемуазель легкого поведения" с Выборгской стороны.

Из дневника Петра Шмидта: "Она была моих лет. Жаль мне ее стало невыносимо. И я решил спасти. Пошел в банк, у меня там было 12 тысяч, взял эти деньги (справочка: даже в 1905 году сражавшийся на сопках Маньчжурии ротный командир в чине подпоручика получал за проливаемую кровь 2 тыс. руб. в ГОД. - Авт.) и - все отдал ей. На другой день, увидев, как много душевной грубости в ней, я понял, что отдать тут нужно не только деньги, а всего себя. Чтобы вытащить ее из трясины, решил жениться. Думал, что, создав ей обстановку, в которой она вместо людской грубости найдет одно внимание и уважение, и вытащу из ямы…".

Этим своим "неординарным" (мягко говоря) поступком Шмидт бросил вызов и обществу, и корпусу морских офицеров, и всей родне. Понятно, что о дальнейшей карьере не могло быть и речи. Бывшие друзья-офицеры вычеркнули его из своей жизни, отец и дядя - прокляли, а сестры - просто ничего не смогли (или не захотели) предпринять. И снова Шмидт остался один на один с собой и своими идеями. В таком состоянии он находился до лета 1889 г., когда был уволен в отставку по болезни. Болезнью был нервный срыв. Это воспринималось как конец. Еще бы - жизнь прошла бесследно для истории.

Шанс "вновь отыграть у жизни проигранное сражение" наступил только 16 лет спустя. В ноябре 1905 года, использовав восставших матросов (а не они его, как принято считать), отставной лейтенант Шмидт реализовал свою заветную мечту - он стал наконец ПЕРВЫМ. Пусть вне закона, пусть меньше чем на один день (с утра 15 ноября 1905-го до пяти вечера того же дня), но он им стал. "Командую флотом. Шмидт"… А 6 марта 1906 г. на пустынном острове Березань, невдалеке от Очакова, четверо главных зачинщиков восстания (в том числе и Петр Шмидт) были расстреляны по приговору военного суда. Ирония судьбы: почти ровно через 17 лет руководивший казнью капитан 2-го ранга Михаил Ставраки будет расстрелян недалеко от этого места.

После севастопольских событий дядя Шмидта, полный адмирал, словно ушел в небытие еще до конца жизни. Он никогда не появлялся на людях, даже в праздники не посещая Морское собрание. Сводный брат Владимир погиб вместе с адмиралом Макаровым на броненосце "Петропавловск" в годы русско-японской войны, на которую лейтенант Шмидт так и не попал. Второй брат сменил фамилию на Шмитт. Сестры, вышедши замуж, поменяли фамилии ранее и до известных событий февраля 1917-го не афишировали свое родство с "мятежным лейтенантом". Законная супруга после казни Шмидта отказалась от его имени, а сын так и не вернулся к распутной матери. Казалось, только гражданская жена Зинаида Ивановна Ризберг сохранила в сердце память о "почтовом романтике".

А потом вновь пришла слава. Шмидт стал не просто героем, но символом, идолом революции, культовой фигурой (как он и хотел). Культ этот, подобно культу Чапаева, был далеко не всегда уважительным, но пережил даже идеи, которым служил. Правда, психологический образ безвестного лейтенанта (образ "зрительный" забылся уже давно) перестал быть предметом не только поклонения, но и уважения. Но зато незаметно стал чем-то несравненно большим - частью национальной памяти (пусть даже и в насмешках). Так что, если лейтенант Петр Шмидт хотел "исторического бессмертия" - он "свой личный 1905 год" выиграл. Возможно, единственный из всех (как красных, так и сохранивших в те дни верность "Престолу и Отечеству") участников севастопольского мятежа.

Сергей СМОЛЯННИКОВ
"Киевский ТелеграфЪ"
25 - 31 ноября 2005

Сегодня имя лейтенанта Шмидта известно многим, даже людям с небольшими познаниями в российской . «Дети лейтенанта Шмидта» упоминались в романе Ильфа и Петрова «Золотой теленок», а сравнительно недавно под этим же названием выступала известная команда КВН из Томска. Дебют «детей» одного из героев первой русской революции пришелся на весну 1906 года, когда по приговору суда Пётр Петрович Шмидт, который стоял во главе матросского мятежа на крейсере «Очаков», был расстрелян. Громкий процесс над революционером, о котором знали все, привлек многочисленных аферистов и мошенников, расцвет которых пришелся на 1920-е годы.

Имя Шмидта сохранилось в истории, но о нем самом знает не так много людей. Прославленный как герой первой русской революции, спустя десятилетия этот человек отошел на периферию истории. Отношение к его личности неоднозначно. Обычно оценка Шмидта напрямую зависит от отношения человека к революционным событиям в России. Для тех людей, кто считает революцию трагедией страны, персонаж этот и отношение к нему чаще негативное, те же, кто полагает, что крушение монархии в России было неизбежностью, относятся к лейтенанту Шмидту как к герою.

Пётр Петрович Шмидт (5 (12) февраля 1867 - 6 (19) марта 1906) - русский военно-морской офицер, революционер, самопровозглашенный командующий Черноморским . Именно Пётр Шмидт возглавил севастопольское восстание 1905 года и захватил власть на крейсере «Очаков». Является единственным морским офицером, который принял участие в революции 1905-1907 года на стороне социалистов-революционеров. Стоит отметить, что лейтенант Шмидт лейтенантом на самом деле на тот момент не был. По сути, это прозвище, которое прочно закрепилось в истории. Его последним флотским званием было капитан 2-го ранга. Не существовавший на тот момент времени чин младшего офицера флота «лейтенант» был выдуман и «присвоен» ему, чтобы поддерживать классовый подход и объяснить переход племянника полного адмирала на сторону революции. По приговору суда Петр Шмидт был расстрелян 110 лет назад, 19 марта 1906 года по новому стилю.

Родился будущий знаменитый, хоть и неудачливый революционер, в семье очень высокого происхождения. Он был шестым ребенком в семье уважаемого дворянина, потомственного морского офицера, контр-адмирала и впоследствии градоначальника Бердянска Петра Петровича Шмидта. Его отец и полный тезка был участником Крымской войны и героем обороны Севастополя. Дядя его был не менее известным человеком, Владимир Петрович Шмидт дослужился до звания полного адмирала (1898 год) и являлся кавалером всех бывших на тот момент в России орденов. Матерью же его была Елена Яковлевна Шмидт (в девичестве фон Вагнер), происходившая из обедневшего, но очень знатного королевского польского рода. В детстве Шмидт зачитывался произведениями Толстого, Короленко и Успенского, изучал латынь и французский язык, играл на скрипке. Еще в юношеские годы от своей матери он унаследовал идеи демократической свободы, которые впоследствии и повлияли на его жизнь.

В 1876 году будущий «красный лейтенант» поступил в Бердянскую мужскую гимназию, которую после его смерти назовут в его честь. В гимназии он проучился до 1880 года, поступив после ее окончания в Петербургское морское училище. После его окончания в 1886 году Петр Шмидт был произведен в мичманы и определен на Балтийский флот. Уже 21 января 1887 года был отправлен в шестимесячный отпуск и переведен на Черноморский флот. Причины отпуска называют разными, по одним источникам он был связан с нервным припадком, по другим - из-за радикальных политических взглядов молодого офицера и частых ссор с личным составом.

Пётр Шмидт среди своих сослуживцев всегда выделялся неординарностью мышления и разносторонними интересами. При этом молодой морской офицер был идеалистом - ему претили жесткие нравы, которые на тот момент были распространены во флоте. «Палочная» дисциплина и избиение низших чинов казались Петру Шмидту чем-то чудовищным и чужеродным. В то же время сам он в отношениях с подчиненными быстро смог обрести славу либерала.

При этом дело было не только лишь в особенностях службы на флоте. Шмидт считал несправедливыми и неправильными сами устои царской России. Так офицеру флота предписывалось очень тщательно выбирать себе спутницу жизни, но Шмидт встретил свою любовь буквально на улице. Он увидел и влюбился в молодую девушку Доминику Павлову. Основной проблемой тут было то, что возлюбленная морского офицера была проституткой, что Шмидта не остановило. Возможно, сказалось и его увлечение творчеством Достоевского. Так или иначе, он решил жениться на девушке и заняться ее перевоспитанием.

Молодые люди обвенчались сразу же, как только он окончил училище. Такой смелый шаг практически ставил крест на его военной карьере, но его это не остановило. В 1889 году у пары родился сын, которого родители назвали Евгением. Именно Евгений и был единственным настоящим сыном «лейтенанта Шмидта». Вместе со своей женой Шмидт прожил 15 лет, после чего их брак распался, но сын остался жить с отцом. Отец же Петра Шмидта его брак так и не принял и не смог понять, вскоре скончавшись (1888 год). После смерти отца шефство над молодым офицером взял Владимир Петрович Шмидт, герой войны, адмирал, а с некоторых пор и сенатор. Ему удалось замять скандал с женитьбой племянника и отправить его служить на канонерскую лодку «Бобр» Сибирской флотилии Тихоокеанской эскадры. Покровительство и связи дядя помогали Петру Шмидту практически до самого Севастопольского восстания в 1905 году.

В 1889 году Шмидт решает уйти с военной службы. Увольняясь со службы, он ссылается на «нервное заболевание». В будущем при каждом конфликте его оппоненты будут делать намеки на его психические проблемы. При этом Пётр Шмидт действительно в 1889 году мог проходить курс лечения в частной лечебнице доктора Савей-Могилевича для нервных и душевнобольных в Москве. Так или иначе, уволившись со службы, он со своей семьей отправился в путешествие по Европе, где увлекся воздухоплаванием. Он даже пытался зарабатывать на жизнь, проводя показательные полеты, однако в одном из них получил травму при приземлении и был вынужден отказаться от своего увлечения.

В 1892 году он снова восстанавливается на военную службу, но его характер, политические взгляды и мировоззрения становились причиной частых конфликтов с консервативно настроенными сослуживцами. В 1898 году после конфликта с командующим Тихоокеанской эскадрой он подал прошение об увольнении в запас. С военной службы Шмидт был уволен, однако не потерял права служить в коммерческом флоте.

Период его жизни с 1898 по 1904 год являлся, скорее всего, наиболее счастливым. В эти годы он служил на кораблях РОПиТ - Российского общества пароходства и торговли. Служба эта была трудной, однако очень хорошо оплачивалась. При этом профессиональными навыками Петра Шмидта работодатели были довольны, а «палочной» дисциплины, которую он просто ненавидел, здесь не было и в помине. С 1901 по 1904 год Шмидт ходил капитаном пассажирских и торговых пароходов «Игорь», «Полезный», «Диана». За годы своей службы в торговом флоте он успел снискать уважение среди подчиненных и матросов. В свободное время он старался учить матросов грамоте и навигации.

12 апреля 1904 года в связи с военным положением, Россия находилась в состоянии войны с Японией, Шмидт был призван из запаса на действительную службу. Его назначали старшим офицером на угольный транспорт «Иртыш», который был приписан ко 2-й Тихоокеанской эскадре. В декабре 1904 года транспорт с грузом угля и обмундирования вышел вдогонку уже ушедшей к Порт-Артуру эскадре. Вторую Тихоокеанскую эскадру ждала трагическая судьба - она почти полностью погибла в Цусимском сражении, однако Пётр Шмидт не принимал в нем участие. В январе 1905 года в Порт-Саиде он был списан с «Иртыша» из-за обострения болезни почек. Проблемы с почками у него начались после травмы, которую он получил, увлекаясь воздухоплаванием.

Пропагандистскую деятельность, которая была направлена в поддержку революции, Шмидт начинает вести летом 1905 года. В начале октября он организует в Севастополе «Союз офицеров - друзей народа», а затем принимает участие в создании «Одесского общества взаимопомощи моряков торгового флота». Ведя пропаганду среди офицеров и матросов, он называл себя внепартийным социалистом. Царский манифест от 17 октября 1905 года, который гарантировал «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов» Пётр Шмидт встречает с неподдельным ликованием. Мечты о новом, более справедливом устройстве российского общества вот-вот должны были осуществиться. 18 октября в Севастополе Шмидт вместе с толпой отправляется к городской тюрьме, требуя освободить политических заключенных. На подступах к тюрьме толпа попадает под огонь правительственных войск: 8 человек было убито, около 50 ранено. Для Шмидта это становится настоящим потрясением.

20 октября на похоронах погибших он произносит клятву, которая в дальнейшем получила известность как «Клятва Шмидта». За произнесенную перед толпой речь, его немедленно арестовали за пропаганду. В этот раз даже его дядя, обладающий обширными связями, не смог помочь своему непутевому племяннику. 7 ноября 1905 года Пётр Шмидт был отправлен в отставку в чине капитана 2-го ранга, судить его за крамольные речи власти не собирались. Еще пребывая под арестом на броненосце «Три Святителя», в ночь на 12 ноября он был избран рабочими Севастополя «пожизненным депутатом Совета», а вскоре под давлением широких общественных масс был отпущен с корабля под подписку о невыезде.

Уже 13 ноября в Севастополе началась всеобщая забастовка, вечером того же дня депутатская комиссия, которая состояла из солдат и матросов, делегированных от разных родов войск, в том числе от 7 кораблей флота, пришла к Петру Шмидту с просьбой возглавить в городе восстание. К такой роли Шмидт готов не был, но, прибыв на крейсер «Очаков», чья команда и была ядром восставших, он быстро оказался вовлечен в настроение моряков. В этот момент Шмидт и принял решение, ставшее главным в его жизни и сохранившим его имя до наших дней, он соглашается стать военным руководителем восстания.

На следующий день, 14 ноября, он объявил себя командующим Черноморским флотом, дав сигнал: «Командую флотом. Шмидт». При этом команде «Очакова» удается освободить часть ранее арестованных матросов с броненосца «Потемкин». Но и власти не сидели, сложа руки, они блокировали мятежный крейсер и призывали его сдаться. 15 ноября над крейсером был поднят красный флаг и корабль принял свой первый и последний бой в этих революционных событиях. На других боевых кораблях Черноморского флота восставшим не удалось взять ситуацию под свой контроль, поэтому «Очаков» остался в одиночестве. Через 1,5 часа боя восстание на нем было подавлено, а Шмидт и другие руководители мятежа арестованы. Восстановление крейсера от последствий этого боя продолжалось более трех лет.

Крейсер "Очаков"

Суд над Петром Шмидтом проходил в закрытом режиме в Очакове. Офицера, присоединившегося к восставшим матросам, обвиняли в том, что он занимался подготовкой мятежа, будучи на действительной военной службе. Суд закончился 20 февраля, Пётр Шмидт, а также трое матросов зачинщиков восстания на «Очакове» были приговорены к смертной казни. Приговор был приведен в исполнение 6 марта (19 марта по новому стилю) 1906 года. Приговоренных расстреляли на острове Березань. Командовал расстрелом Михаил Ставраки друг детства и сокурсник Шмидта по училищу. Самого Ставраки спустя 17 лет, уже при советской власти, нашли, судили и также расстреляли.

После Февральской революции в 1917 году останки революционера были перезахоронены с воинскими почестями. Приказ о перезахоронении Петра Шмидта отдал адмирал Александр Колчак. В мае того же года военный и морской министр России Александр Керенский возложил на могилу Шмидта Георгиевский крест. При этом беспартийность «лейтенанта Шмидта» сыграла только на руку его славе. После Октябрьской революции того же года Пётр Шмидт остался в рядах самых почитаемых героев революционного движения, пребывая в их числе все годы советской власти.

По материалам из открытых источников

Петр Шмидт родился в семье уважаемого и заслуженного ветерана первой Севастопольской обороны. По отцу и по матери он был русским немцем.

Мать будущего «красного» лейтенанта Е. фон Вагнер познакомилась с будущем мужем Петром Шмидтом в осажденном Севастополе, где она работала в госпитале сестрой милосердия. Брат П.Шмидта, Владимир, был младшим флагманом у адмирала Бутакова, командовал Тихоокенской эскадрой, вошел в состав адмиралтейств-совета, стал адмиралом и кавалером всех бывших в то время орденов, потом и сенатором. Дядя относился к своему племяннику, как к собственному сыну и никогда не оставлял его без внимания и заботы. К тому же он был и крестным отцом будущего лейтенанта. Поэтому карьера молодого героя была уже обеспечена. Он легко поступил в Морской корпус, но хороших отношений с сокурсниками у него не сложилось, его подозревали в воровстве, с ним никто не дружил, его считали психом и не отчислили только благодаря связям.

После окончания обучения Петра Шмидта направляют мичманом служить на Балтийском флоте. Но служба вначале не заладилась. Амбициозность Петра вызвало отторжение со стороны корабельного коллектива.

Следующий поступок Шмидта привел в шок всю его семью. Он женился на уличной проститутке с целью ее перевоспитания. Ее звали Доменика Павлова. Поступок Шмидта был демонстративным вызовом. Мичмано грозило изгнание из флота. В это время умирает отец Петра и у него из козырей остается только дядя-сенатор. Во избежании огласки этого дела, дядя отправляет племянника в Тихоокеанскую эскадру и отдает его на поруки контр-адмиралу Чухину. Дядя думал, что романтика морской службы исправит Петра Шмидта, но случилось обратное, он сразу зарекомендовал себя как неуживчивый человек, за 1.5 года службы его изгнали чуть ли не со всех кают-компаний эскадры.

Вскоре у Шмидта начались психические припадки и его помещают в соответствующую клинику в Нагасаки. После этого дядя решает забрать племянника в Петербург.

Жена Шмидта, когда узнала, что тот спятил, ушла снова на панель при этом оставила сына Шмидту. В это время в период психического расстройства его посещает идея построить воздушный шар и полететь с бомбами на Францию, почему именно Париж возненавидел Шмидт, неизвестно.

Далее дядя устраивает Петра на престижную службу в Добровольный флот. Несколько лет Шмидт плавает старшим офицером на пароходе «Кострома», затем и капитаном на пароходе «Диана». Его здоровье заметно улучшается.

В 1904 году начинается русско-японская война и Шмидта, как военнообязанного, призывают на действующий флот и назначают старшим офицером военного транспорта «Иртыш». Корабль вошел в состав Второй Тихоокеанской эскадры. Эскадра начала свой переход через три океана. «Иртыш» направляют по кротчайшему пути через Красное море и Суэцкий канал. Впереди была опасность - встреча с японским флотом. Хорошая возможность проявить себя для Шмидта но в Суэце он сходит с корабля. Причину его поступка трудно установить сейчас, историки говорят, что он сошел с корабля из-за какой-то болезни, которую он подхватил в тропических широтах или же его снова одолели психические припадки.

Петр Шмидт понимал, что у Второй эскадры нет шансов, она просто обречена на гибель, но это знали все моряки, но они остались на корабле и не сошли, как это сделал Петр. Героем здесь его не назовешь… В Цусимском сражении героически гибнет и весь экипаж военного транспорта «Иртыш». Большая часть эскадры была укомплектован гражданскими, их вообще нельзя было заставить идти на смерть, но люди сражались за свое отечество, в отличии от Шмидта, они были героями.

Дядя переводит Шмидта на Черноморский флот, который не участвовал в войне с Японией. Тогда командующим флота был назначен Чухин. Вновь встретились начальник и подчиненный. Чтобы Петру было легче служить, Чухин назначает его командиром небольшого миноносца. Несмотря на то, что Черноморский флот не участвовал в сражениях, он всё же оставался в полной боевой готовности.

Некий загадочный комитет образуется в 1905 году, его целью было образовать республику на юге России. Комитетчики назначают Шмидта в роли протектора Южно-Русской республики. Восстание в Одессе началось утром 13 июня 1905 года. Во время восстания Шмидт был в Одессе, но ничем себя не проявил. События развернулись столь стремительно, что он принял решение вернуться в Измаил. И далее события принимают более крутой оборот.

Шмидт похищает деньги вверенного ему миноносного отряда (почти 2500 золотыми) и дезертирует. Причиной такого поступка вероятно был страх на фоне одесских событий. Но тут уже не психушка плакала за ним, а трибунал.

Шмидт начал колесить от Керчи до Киева, прогуливая казенные деньги. В Киеве на конных бегах на офицера обращает внимание дама Зинаида Ризберг. Ей показалось очень странным увидеть офицера на скачках, когда идет война, да еще и с крупной суммой денег. У них завертелся роман, но так же стремительно и завершился, поскольку у Шмидта попросту закончились деньги. После этого дама быстро исчезла. Шмидт узнает, что он остался незамеченным в одесских событиях и отвечать ему придется только за дезертирство и хищение государственных денег. С началом осени резко активизировалась деятельность одесских комитетчиков в Севастополе, и лейтенант должен был именно там и появиться. Поэтому Шмидту ничего не оставалось, как ехать и сдаваться. Но в данном случае он поступает весьма грамотно. Он не едет в Измаил, а направляется в Севастополь и телеграфирует дяде о помощи. Касаемо дезертирства он придумывает версию, по которой он вынужден был уехать из-за семейных проблем у сестры, чтобы ей помочь. У Шмидта были хорошие отношения с сестрой и она могла помочь ему в организации себе алиби. Насчет денег он заявляет, что его обокрали в поезде. Но позже ему приходится сознаться под давлением фактов.

Дядя со своего кармана погашает долги племянника. Шмидта увольняют после ходатайства дяди и не сажают в тюрьму. В это время ведутся мирные переговоры с Японией. Дядя обеспечивает племяннику возможность возвращения капитаном в коммерческий флот. Сразу после приказа об увольнении Шмидт начинает активно выступать на митингах в Севастополе. Делает это он экспансивно и не жалеет себя. После очередного митинга Шмидта арестовывают. Чухин в этом бессилен, так как Петром занялась жандармерия. Отставного лейтенанта сажают в тюрьму. Теперь он не просто лейтенант в отставке, а мученик за свободу! Эсеры за это выбирают его пожизненны депутатом Севастопольского городского совета. Чтобы не нагнетать обстановку в городе Шмидта освобождают из тюрьмы под обещание, что тот уедет из Севастополя. Шмидт, конечно обещает, но выйдя за ворота забывает про это обещание. И спустя несколько дней он объявляется во главе восстания на крейсере «Очаков».

К моменту появления Шмидта на «Очакове» ничего еще не было решено о мятеже. Никто еще не знал, за кем пойдут экипажи кораблей Севастопольской эскадры и солдаты гарнизона. Шансы на успех были высокими. К восставшему «Очакову» уже присоединились несколько кораблей, да и на остальных команды волновались. То, что не удалось переманить большую часть флота на свою сторону, вина прежде всего самого Шмидта. Психическое состоянии Шмидта оставляло желать лучшего. Восстание было в разгаре и по «Очакову» еще не было сделано ни одного выстрела. По словам очевидцам, Шмидт упустил много возможностей напасть, пока командование колебалось.

Утром ни один из броненосцев не присоединились к Шмидту. Наконец он понял, что нужно что-то делать. Он надел на себя погоны капитана 2 ранга и поднял на миноносце сигнал: «Командую флотом. Шмидт!» - и обошел корабли эскадры, агитируя матросов примкнуть к нему. Обойдя эскадру и выкрикивая лозунги с призывом борьбы за свободу, он ни с чем вернулся к мятежному крейсеру. Когда было ясно, что помощи от «Очакова» ожидать больше не приходится, резко угас революционный энтузиазм на кораблях эскадры. Возможность переломить ситуацию в свою сторону была полностью утрачена.

Чухин быстро оценил ситуацию и тут же навел порядок своей «железной» рукой. У Шмидта в это время случилась очередная истерика. «Очакову» предстоял артиллерийский бой. Несмотря на то, что «Очаков» стоял на выходе из бухты, отплыть он не мог - не было угля. Когда Шмидт осознал, что никто не поможет ему, он опять впал в истерику. Он собирает матросов и говорит о их поражении, хотя бой еще даже и не начался.

Чухин посылает парламентера к Шмидту, с предложением сдаться. На что Шмидт отвечает, что будет разговаривать только со своими однокурсниками по Морскому корпусу. К Шмидту тут же посылают несколько офицеров, с которыми он учился. Но едва ступив на палубу, Шмидт берет их в плен. Шмидт заявляет Чухину, что после каждого выстрела по крейсеру он будет вешать на реях по одному офицеру. Чухин не смотря на требования выдвигает ультиматум, о том, чтобы «Очаков» сдался в течении часа. В 16:00 срок ультиматума истекает. Корабли эскадры делают несколько выстрелов по кораблю-мятежнику.

Чтобы отсрочить поражение Шмидт пытается атаковать торпедами корабли правительства. Он также подводит к борту «Очакова» минный транспорт «Буг», который на тот момент был загружен 300-ми мин, а это 1200 пудов пироксилина. Шмидт делает это с целью шантажа Чухина и таким способом он хочет обезопасить себя от обстрела. Лейтенант Шмидт хотел взять в заложники весь Севастополь. Взорвавшись, «Буг» унес бы тысячи жизней. Но команда «Буга» успела затопить свое судно и лишило «козыря» Шмидта.

Черноморский флот не собирался уничтожать свой новейший крейсер, задачей Чухина было заставить мятежников прекратить огонь и сдаться. Когда мятежники сдались, командование прекратило обстрел «Очакова». По официальным данным было сделано всего 6 залпов по крейсеру. Во время залпов, командир Шмидт проявил себя полным ничтожеством, вероятно у него началась очередная истерика, это подтвердили участники восстания на «Очакове».

Шмидт поступает так же, как и при командовании «Иртышом» и дезертирует с «Очакова», он первым покинул корабль вместе со своим сыном сразу после начала обстрела. В последствии Шмидт оправдывал свой поступок тем, что он покинул корабль после пожара, когда делать там уже было нечего. На полном ходу Шмидт на миноносце направился к выходу с бухты. Есть мнение, что он хотел бежать в Турцию. После того, как «красный лейтенант» в очередной раз отказался сдаться, по его миноносцу ударили несколькими точными залпами и корабль был схвачен. При первичном осмотре судно его не обнаружили, нашли его уже позже. Он самым постыдным образом прятался под обломками, на нем была матросская роба и он пытался выдать себя за кочегара. Но несмотря на его хитрости он был опознан.

Затем был громкий суд и расстрел лейтенанта на острове Березань. Шмидт свое дело сделал и теперь должен был уйти. Он добился своего - после смерти о нем заговорил весь мир.

Наступил 1917 год и имя Шмидта вновь стало популярным. Тот факт, что мало кто знал о его подвигах, послужило толчком для создания различных легенд и эксплуатации его имени всеми, кто имел в этом необходимость.

Нужно так же сказать, что так никто и не знает истинных политических взглядов Петра Шмидта. Известно только то, что он был активным сторонником созыва Учредительного собрания. Вызывает сомнение и культивируемый романтический образ Шмидта, как борца-одиночки, способного отдать свою жизнь. Неоднократные дезертирства убеждают в обратном.

Лейтенант Шмидт не состоял ни в одной партии. Но когда в Севастополе закипели страсти, он сразу примкнул к оппозиции и стал ее активистом. Он был неплохим оратором и участвовал в антиправительственных митингах, говорил резко и энергично, за что и был взят под арест. Его психические припадки на митингах оценивались публикой, как революционная одержимость за общую идею.

Между тем, после расстрела Шмидта, революционные страсти в стране продолжали кипеть. На митингах стали появляться молодые люди, которые называли себя «детьми лейтенанта Шмидта», которые выступали от имени погибшего за свободу отца. Они призывали мстить за смерть их отца-героя, бороться против царского режима. Дети лейтенанта Шмидта делали хорошие сборы на митингах, многие не жалели пожертвовать деньги на помощью революции. Сыновей лейтенанта развелось по всей России, мало того, начали появляться и дочери лейтенанта. Так как до той поры настоящий сын лейтенанта Шмидта был неизвестен и неоткуда было взять точных данных, газетчики по своему его описывали. Таким образом каждая газета родила своего сына лейтенанта Шмидта.

Дальше начали плодиться сыновья лейтенанта Шмидта, которые не имели никакого отношения к партии. Газетчики чуть ли не каждый день писали о поимке очередного сына лейтенанта. Около года дети лейтенанта Шмидта процветали, а потом, когда со спадом революционных настроений кончились митинги, на которых можно было обходить толпу с шапкой, на развитие революции, они куда-то исчезли, сменили репертуар.

В советское время дети лейтенанта Шмидта зародились в 20-е годы, точно совпадая с хронологией романа Ильфа и Петрова «Золотой теленок». В 25-м году, отмечая двадцатую годовщину революции, ветераны обнаружили, что почти ничего не известно о ее героях в стране. Партийная пресса отреагировала мгновенно и имена контрреволюционеров начали возрождаться на страницах газет. Рекордсменом стал лейтенант Петр Шмидт, это и родило новых детей лейтенанта, которые разбрелись по всему Советскому союзу.

Подлинная же история сына лейтенанта Евгения в том, что в 1917-м он примкнул к «белым» и сражался против «красных». Потом он бежал в Прагу, а позже переехал в Париж, где и умер в 1951 году. Но делая из лейтенанта героя революции, партия проглядела эти биографические сведения о его сыне. Таким образом был создан герой и на этой почве зародились тысячи детей лейтенанта Шмидта.