Что искал лоханкин у жены. Васисуалий лоханкин. Отрывок, характеризующий Васисуалий Лоханкин

Васисуалий Лоханкин – сатирический герой И. Ильфа и Е. Петрова:

«Ровно в шестнадцать часов сорок минут Васисуалий Лоханкин объявил голодовку.

Он лежал на клеенчатом диване, отвернувшись от всего мира, лицом к выпуклой диванной спинке. Лежал он в подтяжках и зелёных носках, которые в Черноморске называют также карпетками. Поголодав минут двадцать в таком положении, Лоханкин застонал, перевернулся на другой бок и посмотрел на жену. При этом зелёные карпетки описали в воздухе небольшую дугу. Жена бросала в крашеный дорожный мешок своё добро: фигурные флаконы, резиновый валик для массажа, два платья с хвостами и одно старое без хвоста, фетровый кивер со стеклянным полумесяцем, медные патроны с губной помадой и трикотажные рейтузы.

Варвара! - сказал Лоханкин в нос. Жена молчала, громко дыша. - Варвара! - повторил он. - Неужели ты в самом деле уходишь от меня к Птибурдукову?
- Да, - ответила жена. - Я ухожу. Так надо.
- Но почему же, почему? - сказал Лоханкин с коровьей страстностью. Его и без того крупные ноздри горестно раздулись. Задрожала фараонская бородка.
- Потому что я его люблю.
- А я как же?
- Васисуалий! Я ещё вчера поставила тебя в известность. Я тебя больше не люблю.
- Но я же тебя люблю, Варвара!
- Это твоё частное дело, Васисуалий. Я ухожу к Птибурдукову. Так надо.
- Нет! - воскликнул Лоханкин. - Так не надо! Не может один человек уйти, если другой его любит!
- Может, - раздражённо сказала Варвара, глядясь в карманное зеркальце. - И вообще перестань дурить, Васисуалий.
- В таком случае я продолжаю голодовку! - закричал несчастный муж. - Я буду голодать до тех пор, покуда ты не вернешься. День. Неделю. Год буду голодать! Лоханкин снова перевернулся и уткнул толстый нос в скользкую холодную клеёнку. - Так вот и буду лежать в подтяжках, - донеслось с дивана, - пока не умру. И во всём будешь виновата ты с инженером Птибурдуковым.

Жена подумала, надела на белое невыпеченное плечо свалившуюся бретельку и вдруг заголосила: - Ты не смеешь так говорить о Птибурдукове! Он выше тебя!

Этого Лоханкин не снёс. Он дернулся, словно электрический разряд пробил его во всю длину, от подтяжек до зелёных карпеток.
- Ты самка, Варвара, - тягуче заныл он. - Ты публичная девка!
- Васисуалий, ты дурак! - спокойно ответила жена.
- Волчица ты, - продолжал Лоханкин в том же тягучем тоне. - Тебя я презираю. К любовнику уходишь от меня. К Птибурдукову от меня уходишь. К ничтожному Птибурдукову нынче ты, мерзкая, уходишь от меня. Так вот к кому ты от меня уходишь! Ты похоти предаться хочешь с ним. Волчица старая и мерзкая притом! Упиваясь своим горем, Лоханкин даже не замечал, что говорит пятистопным ямбом, хотя никогда стихов не писал и не любил их читать.
- Васисуалий! Перестань паясничать, - сказала волчица, застегивая мешок. - Посмотри, на кого ты похож. Хоть бы умылся. Я ухожу. Прощай, Васисуалий! Твою хлебную карточку я оставляю на столе.

И Варвара, подхватив мешок, пошла к двери. Увидев, что заклинания не помогли, Лоханкин живо вскочил с дивана, подбежал к столу и с криком: «Спасите!» порвал карточку. Варвара испугалась. Ей представился муж, иссохший от голода, с затихшими пульсами и холодными конечностями.

Что ты сделал? - сказала она.
- Ты не смеешь голодать!
- Буду! - упрямо заявил Лоханкин.
- Это глупо, Васисуалий. Это бунт индивидуальности.
- И этим я горжусь, - ответил Лоханкин подозрительным по ямбу тоном. - Ты недооцениваешь значения индивидуальности и вообще интеллигенции. […]

Ему очень не хотелось расставаться с Варварой. Наряду с множеством недостатков y Варвары были два существенных достижения: большая белая грудь и служба. Сам Васисуалий никогда и нигде не служил. Служба помешала бы ему думать о значении русской интеллигенции, к каковой социальной прослойке он причислял и себя. Таким образом, продолжительные думы Лоханкина сводились к приятной и близкой теме: «Васисуалий Лоханкин и его значение», «Лоханкин и трагедия русского Либерализма», «Лоханкин и его роль в русской революции». Обо всем этом было легко и покойно думать, разгуливая по комнате в фетровых сапожках, купленных на Варварины деньги, и поглядывая на любимый шкаф, где мерцали церковным золотом корешки брокгаузовского энциклопедического словаря. Подолгу стаивал Васисуалий перед шкафом, переводя взоры с корешка на корешок. По ранжиру вытянулись там дивные образцы переплётного искусства: Большая медицинская энциклопедия, «Жизнь животных», пудовый том «Мужчина и женщина», а также «Земля и люди» Элизе Реклю.

«Рядом с этой сокровищницей мысли, - неторопливо думал Васисуалий, - делаешься чище, как-то духовно растёшь». Придя к такому заключению, он радостно вздыхал, вытаскивал из-под шкафа «Родину» за 1899 год в переплёте цвета морской волны с пеной и брызгами, рассматривал картинки англо-бурской войны, объявление неизвестной дамы, под названием: «Вот как я увеличила свой бюст на шесть дюймов» - и прочие интересные штучки.

С уходом Варвары исчезла бы и материальная база, на которой покоилось благополучие достойнейшего представителя мыслящего человечества. […]

Но было уже поздно. Напрасно хныкал Васисуалий о любви и голодной смерти. Варвара ушла навсегда, волоча за собой дорожный мешок с цветными рейтузами, фетровой шляпой, фигурными флаконами и прочими предметами дамского обихода.

И в жизни Васисуалия Андреевича наступил период мучительных дум и моральных страданий. Есть люди, которые не умеют страдать, как-то не выходит. А если уж и страдают, то стараются проделать это как можно быстрее и незаметнее для окружающих. Лоханкин же страдал открыто, величаво, он хлестал своё горе чайными стаканами, он упивался им. Великая скорбь давала ему возможность лишний раз поразмыслить о значении русской интеллигенции, а равно о трагедии русского либерализма.

«А может быть, так надо, - думал он, - может быть, это искупление, и я выйду из него очищенным? Не такова ли судьба всех стоящих выше толпы людей с тонкой конституцией? Галилей , Милюков , А. Ф. Кони . Да, да, Варвара права, так надо!»

Душевная депрессия не помешала ему, однако, дать в газету объявление о сдаче внаём второй комнаты. «Это всё-таки материально поддержит меня на первых порах», - решил Васисуалий. И снова погрузился в туманные соображения о страданиях плоти и значении души как источника прекрасного».

Ильф И., Петров Е., Золотой телёнок / Собрание сочинений в 5-ти томах, Том 2, М., «Государственное издательство художественной литературы», 1961 г., с. 139-147.

То, что «Золотой теленок» является по жанру литературной пародией - это общеизвестно. Вернее собрание литературных пародий, весьма условно объединенных общей сюжетной линией. Известно это не из школьного курса литературы, естественно. Там изучает Фадеева. Так что этих профанаторов таблицы умножения брезгливо трогать не будем и вернемся теме русской словесности.
«Инда взопрели озимые, рассупонилось красно солнышко, расталдыкнуло лучи свои по белу светушку. Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился». Уже забыты убогие почвенники, которые здесь пародируются, а пародия на них живет своей литературной жизнью.
«Старый ребусник Синицкий зря жег электричество, сочиняя для журнала „Водопроводное дело“ загадочную картинку». И дальше пародия на популярные тогда ребусы, в которых нужно было угадать тексты советских плакатов (часто украденные у каких-нибудь эсеров).
«Полыхаев лежал в постели с Серной Михайловной» - пародия на внедряемые тогда «революционные» имена, в результате которых рождалась какая-нибудь Октябрина Татаринова-Евреинова, некоторые из которых живы по сию пору.
«Служил Гаврила бюрократом, Гаврила бюрократом был!». Пушкинская Гаврилиада была тоже литературной пародией. Только пародировался в ней не Ветхий, а Новый Завет. Ну и Пушкин не был бы Александром Сергеевичем, если бы не придал библейскому сюжету характера сугубо эротического:

Воистину еврейки молодой
Мне дорого душевное спасенье.
Приди ко мне, прелестный ангел мой,
И мирное прими благословенье…

Почитайте пушкинскую Гаврилиаду, кто не читал. Декамерон меркнет. Да и слог у Пушкина диво как хорош. Но это кстати. Сейчас несколько о другом.
Об эпопее Васисуалия Лоханкина как пародии на Ветхий Завет. Собственно, и само название книги «Золотой теленок» - это прямая ссылка на Ветхий Завет.
В термине «Золотой телец», так это обозначается в каноническом переводе Библии на русский язык, имеется в виду поклонение идолу, «тельцу» - то есть поклонение предмету имеющему «тело», другими словами материальную форму. А не Богу. Авторы канонического перевода хотели подчеркнуть и осудить именно идолопоклонство. «Телец» здесь имеет значение именно идол. В оригинале же Ветхого Завета упоминается именно;;;; ;;; - в буквальном переводе именно «Золотой теленок».
Да и шутки Остапа Бендера - это явно шутки человека, который учился как минимум в хедере. «Кто из вас без греха, пусть первый бросит в нее камень», - говорит Иисус и фарисеям, приведшим к нему блудницу. И он говорит это им вовсе не потому, что считает фарисеев пролетариями, в руках которых оружие пролетариата, то есть булыжник, был бы так уместен. Просто каждый народ имеет свой излюбленный метод казни. Это может быть, к примеру, гильотина, электрический стул, расстрел, ну и так далее.
У евреев таким национальным видом казни является побивание камнями. А у римлян, к примеру, распятие. Когда Остап Бендер вслед за Христом говорит: «Кто скажет, что это девочка, пусть первым бросит в меня камень!», они имеют в виду именно этот способ казни...
Теперь я пошел по главе 13 романа «Золотой теленок» которая называется «Васисуалий Лоханкин и его роль в русской революции» которая начинается словами «Он лежал на клеенчатом диване, отвернувшись от всего мира». «Отвернувшись от всего мира» звучит явно по-библейски, уверен, что это прямое цитирование, но искать лень откуда.
«Его и без того крупные ноздри горестно зашевелились. Задрожала фараонская бородка». Это о Лоханкине, а не из переживаний фараона во времена казней египетских. Или все-таки о фараоне?
«Жена подумала, вздела на белое невыпеченное плечо свалившуюся бретельку и вдруг заголосила». По стилистике явная Библия. Песнь песней какая-нибудь. «белое невыпеченное плечо» звучит как явный перевод с идиш. Непревзойденным мастером этого приема, прямым переводом с идиша, является, конечно, Бабель с его «Одесскими рассказами». Для Ильфа и Петрова это как раз не характерно. Но здесь, в ветхозаветном повествовании о Лоханкине это очень уместно.
«Упиваясь своим горем, Лоханкин даже не замечал, что говорит пятистопным ямбом, хотя никогда стихов не писал и не любил их читать». Стоп! Именно так читаются в синагоге недельная глава Торы.
«У Варвары были два существенных достижения: большая белая грудь и служба». «Большая белая грудь» чрезвычайно идишевская фраза. У красивой невесты всегда большая белая грудь. Эту фразу я слышал от бабушки по-русски и на идиш неоднократно. По-русски она говорила очень сочно, хотя писать-читать на этом языке не умела.
«- Птибурдуков, тебя я презираю, - заныл он. - Жены моей касаться ты не смей, ты хам, Птибурдуков, мерзавец! Куда жену уводишь от меня?..». «Жены моей касаться ты не смей», - явная Библия, судя по стилистике.
Библия вообще очень насыщена северокорейским пафосом и названиями пересохших рек. Описывая при этом события как правило сугубо бытового характера. Фраза «Вступая в половую связь торжественно клянусь…» для этого литературного произведения чрезвычайно характерна. Да сама фабула расставания с Варварой явно навеяна…
А вот содержания фразы «Уйди, уйди, тебя я ненавижу, – продолжал Васисуалий, раскачиваясь, как старый еврей на молитве, – ты гнида жалкая и мерзкая притом!» я, признаться не понял. Больше часа я стоял возле Стены Плача, наблюдая за тем, как евреи раскачиваются во время молитвы. Все раскачивались одинаково: молодые и старые, худые и полные, спортивные и не очень. В чем заключается тайна раскачивания во время молитвы именно старого еврея - я так и не понял. А жаль.

И, натянув прохладные белые брюки, великий комбинатор отправился по указанному в объявлении адресу.

Глава XIII
Васисуалий Лоханкин и его роль в русской революции

Ровно в шестнадцать часов сорок минут Васисуалий Лоханкин объявил голодовку.

Он лежал на клеенчатом диване, отвернувшись от всего мира, лицом к выпуклой диванной спинке. Лежал он в подтяжках и зеленых носках, которые в Черноморске называют также карпетками.

Поголодав минут двадцать в таком положении, Лоханкин застонал, перевернулся на другой бок и посмотрел на жену. При этом зеленые карпетки описали в воздухе небольшую дугу. Жена бросала в крашеный дорожный мешок свое добро: фигурные флаконы, резиновый валик для массажа, два платья с хвостами и одно старое без хвоста, фетровый кивер со стеклянным полумесяцем, медные патроны с губной помадой и трикотажные рейтузы.

Варвара! - сказал Лоханкин в нос. Жена молчала, громко дыша.

Варвара! - повторил он. - Неужели ты в самом деле уходишь от меня к Птибурдукову?

Да, - ответила жена. - Я ухожу. Так надо.

Но почему же, почему? - сказал Лоханкин с коровьей страстностью.

Его и без того крупные ноздри горестно раздулись. Задрожала фараонская бородка.

Потому что я его люблю.

А я как же?

Васисуалий! Я еще вчера поставила тебя в известность. Я тебя больше не люблю.

Но я! Я же тебя люблю, Варвара!

Это твое частное дело, Васисуалий. Я ухожу к Птибурдукову. Так надо.

Нет! - воскликнул Лоханкин. - Так не надо! Не может один человек уйти, если другой его любит!

Может, - раздраженно сказала Варвара, глядясь в карманное зеркальце. - И вообще перестань дурить, Васисуалий.

В таком случае я продолжаю голодовку! - закричал несчастный муж. - Я буду голодать до тех пор, покуда ты не вернешься. День. Неделю. Год буду голодать!

Лоханкин снова перевернулся и уткнул толстый нос в скользкую холодную клеенку.

Так вот и буду лежать в подтяжках, - донеслось с дивана, - пока не умру. И во всем будешь виновата ты с инженером Птибурдуковым.

Жена подумала, надела на белое невыпеченное плечо свалившуюся бретельку и вдруг заголосила:

Ты не смеешь так говорить о Птибурдукове! Он выше тебя!

Этого Лоханкин не снес. Он дернулся, словно электрический разряд пробил его во всю длину, от подтяжек до зеленых карпеток.

Ты самка, Варвара, - тягуче заныл он. - Ты публичная девка!

Васисуалий, ты дурак! - спокойно ответила жена.

Волчица ты, - продолжал Лоханкин в том же тягучем тоне. - Тебя я презираю. К любовнику уходишь от меня. К Птибурдукову от меня уходишь. К ничтожному Птибурдукову нынче ты, мерзкая, уходишь от меня. Так вот к кому ты от меня уходишь! Ты похоти предаться хочешь с ним. Волчица старая и мерзкая притом!

Упиваясь своим горем, Лоханкин даже не замечал, что говорит пятистопным ямбом, хотя никогда стихов не писал и не любил их читать.

Васисуалий! Перестань паясничать, - сказала волчица, застегивая мешок. - Посмотри, на кого ты похож. Хоть бы умылся. Я ухожу. Прощай, Васисуалий! Твою хлебную карточку я оставляю на столе.

И Варвара, подхватив мешок, пошла к двери. Увидев, что заклинания не помогли, Лоханкин живо вскочил с дивана, подбежал к столу и с криком: «Спасите!» - порвал карточку. Варвара испугалась. Ей представился муж, иссохший от голода, с затихшими пульсами и холодными конечностями.

Что ты сделал? - сказала она. - Ты не смеешь голодать!

Буду! - упрямо заявил Лоханкин.

Это глупо, Васисуалий. Это бунт индивидуальности.

И этим я горжусь, - ответил Лоханкин подозрительным по ямбу тоном. - Ты недооцениваешь значения индивидуальности и вообще интеллигенции.

Но ведь общественность тебя осудит.

Пусть осудит, - решительно сказал Васисуалий и снова повалился на диван.

Варвара молча швырнула мешок на пол, поспешно стащила с головы соломенный капор и, бормоча: «взбесившийся самец», «тиран», «собственник», торопливо сделала бутерброд с баклажанной икрой.

Ешь! - сказала она, поднося пищу к пунцовым губам мужа. - Слышишь, Лоханкин? Ешь сейчас же. Ну!

Оставь меня, - сказал он, отводя руку жены. Пользуясь тем, что рот голодающего на мгновение открылся, Варвара ловко впихнула бутерброд в отверстие, образовавшееся между фараонской бородкой и подбритыми московскими усиками. Но голодающий сильным ударом языка вытолкнул пищу наружу.

Ешь, негодяй! - в отчаянии крикнула Варвара, тыча бутербродом. - Интеллигент!

Но Лоханкин отводил лицо и отрицательно мычал. Через несколько минут разгоряченная, вымазанная зеленой икрой Варвара отступила. Она села на свой мешок и заплакала ледяными слезами.

Лоханкин смахнул с бороды затесавшиеся туда крошки, бросил на жену осторожный, косой взгляд и затих на своем диване. Ему очень не хотелось расставаться с Варварой. Наряду с множеством недостатков y Варвары были два существенных достижения: большая белая грудь и служба. Сам Васисуалий никогда и нигде не служил. Служба помешала бы ему думать о значении русской интеллигенции, к каковой социальной прослойке он причислял и себя. Таким образом, продолжительные думы Лоханкина сводились к приятной и близкой теме: «Васисуалий Лоханкин и его значение», «Лоханкин и трагедия русского Либерализма», «Лоханки и его роль в русской революции». Обо всем этом было легко и покойно думать, разгуливая по комнате» фетровых сапожках, купленных на Варварины деньги, и поглядывая на любимый шкаф, где мерцали церковным золотом корешки брокгаузовского энциклопедического словаря. Подолгу стаивал Васисуалий перед шкафом, переводя взоры с корешка на корешок. По ранжиру вытянулись там дивные образцы переплетного искусства: Большая медицинская энциклопедия, «Жизнь животных», пудовый том «Мужчина и женщина», а также «Земля и люди» Элизе Реклю.

И Михаил Ефремов

Васисуа́лий Андреевич Лоха́нкин - персонаж романа Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Золотой телёнок ». Герой, появляющийся в трёх главах произведения, много размышляет о судьбах русской интеллигенции ; после ухода жены Варвары начинает изъясняться пятистопным ямбом .
Образ Васисуалия был неоднозначно воспринят в литературном сообществе и вызвал полемику среди критиков 1970-х годов.

Внешность и характер [ | ]

Имя и фамилия персонажа впервые появились в «Необыкновенных историях жителей города Колоколамска », написанных Ильфом и Петровым в 1928 году. В них герой одной из новелл - гробовщик Васисуалий Лоханкин, двигаясь по Малой Бывшей улице, рассказывает всем согражданам о грядущем потопе и конце света . Из этого же произведения на страницы «Золотого телёнка» переместилось и название коммунальной квартиры , в которой проживает Васисуалий, - «Воронья слободка» .

О внешности Лоханкина авторы романа упоминают коротко: это мужчина с крупными ноздрями и фараонской бородкой . По замечанию литературоведа Юрия Щеглова , в 1920-х годах «стилизованная заострённая или в виде бруска бородка» была атрибутом «старорежимных интеллигентов»; образ господина, который сохранил в себе черты дореволюционного времени, считался завершённым, если к нему добавлялись пенсне и портфель . Знакомство с персонажем начинается в тот момент, когда он, лёжа на диване, объявляет голодовку в знак протеста против ухода жены Варвары к инженеру Птибурдукову. Здесь, по мнению исследователей, обнаруживается перекличка как с реальными событиями (об отказе от приёма пищи ответственных работников, лишившихся должностей, рассказывалось в одном из фельетонов «Правды » в 1929 году), так и с литературными «историями» (стихотворение Саши Чёрного «Интеллигент» начинается строчками «Повернувшись спиной к обманувшей надежде / И беспомощно свесив усталый язык…» ) .

Варвара реагирует на голодовку мужа фразами о том, что Васисуалий - «подлый собственник, крепостник »; в её репликах просматривается популярный в ту пору взгляд на семью как на «устарелый, реакционный институт», в котором необходимо изживать ревность и иные «буржуазные условности» . Авторская ирония по отношению к этой ситуации связана с тем, что голодающий Лоханкин - притворщик: ночью он втайне от жены опустошает буфет с хранящимися там консервами и борщом .

«Васисуалий Лоханкин, голодая, потрясает жену своей жертвенностью, но неожиданно она застает его тайком пожирающего холодный борщ с мясом; он непрерывно думает о судьбах русской интеллигенции, к каковой причисляет себя, но систематически забывает тушить свет в местах общего пользования… Читая эти сцены, видишь, сколько забавных столкновений и неожиданностей в «ильфо-петровском юморе», как парадоксально смешиваются здесь высокое и низкое, претензия на трагедию, разрешающаяся столь комически» .

Пятистопный ямб Васисуалия Лоханкина [ | ]

Уход Варвары неожиданно выявляет в Васисуалии склонность к декламации : он начинает изъясняться пятистопным ямбом. Подобное речевое переключение является, по утверждению исследователей, «едва ли не уникальным случаем в русской литературе», особенно если учесть, что Лоханкин не цитирует чужие строки, а спонтанно создаёт собственные тексты . В них присутствуют элементы драмы и поэзии XIX столетия - в частности, заметна пародийная отсылка к произведениям Александра Сергеевича Пушкина , Алексея Константиновича Толстого , Льва Александровича Мея и других авторов. Всего, по подсчётам исследователей, на страницах романа Лоханкиным произнесено около тридцати коротких белых стихов .

Так вот к кому ты от меня уходишь! → Уйди, уйди, тебя я ненавижу… → Не инженер ты - хам, мерзавец, сволочь, / ползучий гад и сутенёр притом! → Я обладать хочу тобой, Варвара! → Он, он, жену укравший у меня! →

Так вот зачем тринадцать лет мне сряду… («Песнь о вещем Олеге ») Змея, змея! недаром я дрожал. («Борис Годунов») Мошенник, негодяй, бездельник, плут, дурак! («Сирано де Бержерак ») Садися здесь и выслушай, Бомелий! («») Вот он, злодей! - раздался общий вопль. («Борис Годунов»)

Литературная перекличка [ | ]

Для Васисуалия расставание с женой драматично ещё и потому, что сам он нигде не работает: «С уходом Варвары исчезла бы материальная база, на которой покоилось благополучие достойнейшего представителя мыслящего человечества». Подобная тема - «мнимый гений, живущий за счёт близких» - развивается во многих произведениях; исследователи обнаруживают определённую близость Лоханкина и Фомы Опискина из повести Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели »; в этот же ряд входят профессор Серебряков из чеховского «Дяди Вани » и Подсекальников из пьесы Эрдмана «Самоубийца ». Свидетельством «литературного родства» героя «Золотого телёнка» и одного из персонажей романа Достоевского «Бесы » является их «претензия на особую чувствительность», которая проявляется в угрозах: «Уйду пешком, чтоб кончить жизнь у купца гувернёром» (Степан Верховенский) - «Уйду я прочь и прокляну притом» (Васисуалий Лоханкин) .

Полемика вокруг образа Васисуалия Лоханкина [ | ]

Образ Лоханкина не только вызвал весьма бурную литературную дискуссию, но и стал поводом к созданию версии о «социальном заказе», выполненном Ильфом и Петровым с помощью этого персонажа . Так, вдова поэта Осипа Мандельштама - Надежда Яковлевна - в книге воспоминаний, вышедшей в свет в 1970 году, писала, что в послереволюционном советском обществе к представителям интеллигенции были применимы эпитеты «мягкотелый, хилый»; отдельным писателям была дана идеологическая установка «подвергнуть их осмеянию». Это задание, по словам автора мемуаров, успешно выполнили создатели «Золотого телёнка», «поселившие „мягкотелых“ в „Воронью слободку“» .

Немало внимания уделил образу Васисуалия и литературовед Аркадий Белинков , который в своей работе «Сдача и гибель советского интеллигента», с одной стороны, признал «наличие громадного количества Лоханкиных в истории русской общественности» , с другой - противопоставил персонажу «Золотого телёнка» таких представителей интеллигенции, как Анна Ахматова , Марина Цветаева , Борис Пастернак , Осип Мандельштам , которые были «сложнее и разнообразней, чем тот, которого столь метко изобразили Ильф и Петров» .

«Странным образом критики, обидевшиеся за Лоханкина и не заметившие Кая Юлия Старохамского, не увидели, что в „Золотом телёнке“ действительно есть интересовавший их герой - интеллигент-одиночка и индивидуалист, критически относящийся к окружающему его миру. Это Остап Ибрагимович Бендер, главный герой романа… „Бунт индивидуальности“ Остапа Бендера несравненно серьёзнее мнимого „бунта“ Васисуалия Лоханкина - фигуры эти не только не сходны, но полярно противоположны» .

Экранизации [ | ]

Несмотря на тщательно рассчитанный хронометраж и строго оговорённое количество дублей, плёнка закончилась прямо во время ключевой реплики Лоханкина-Евстигнеева. Данелия и Аббасов решили, что их кинематографический дебют не удался, однако зрители тепло приняли работу, а Михаил Ромм назвал «загубленную» сцену интересной авторской импровизацией .

Примечания [ | ]

1. , с. 15.
2. , с. 56.
3. , с. 57.

Ты - не раб!
Закрытый образовательный курс для детей элиты: "Истинное обустройство мира".
http://noslave.org

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Васисуалий Лоханкин
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Создатель:
Произведения:
Первое упоминание:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Пол:
Национальность:
Раса:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Место жительства:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Возраст:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дата рождения:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Место рождения:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дата смерти:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Место смерти:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Семья:	бывшая жена Варвара
Дети:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Прозвище:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Звание:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Должность:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Род занятий:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Прототип:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Роль исполняет:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
link=Ошибка Lua в Модуль:Wikidata/Interproject на строке 17: attempt to index field "wikibase" (a nil value). [[Ошибка Lua в Модуль:Wikidata/Interproject на строке 17: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |Цитаты]] в Викицитатнике
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

[[К:Википедия:Статьи без изображений (страна: Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. )]][[К:Википедия:Статьи без изображений (страна: Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. )]]Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. Васисуалий Лоханкин Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. Васисуалий Лоханкин Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. Васисуалий Лоханкин Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. Васисуалий Лоханкин Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. Васисуалий Лоханкин Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. Васисуалий Лоханкин

Васисуа́лий Андреевич Лоха́нкин - персонаж романа Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Золотой телёнок ». Герой, появляющийся в трёх главах произведения, много размышляет о судьбах русской интеллигенции ; после ухода жены Варвары начинает изъясняться пятистопным ямбом . Образ Васисуалия был неоднозначно воспринят в литературном сообществе и вызвал полемику среди критиков 1970-х годов.

Внешность и характер

Имя и фамилия персонажа впервые появились в «Необыкновенных историях жителей города Колоколамска », написанных Ильфом и Петровым в 1928 году. В них герой одной из новелл - гробовщик Васисуалий Лоханкин, двигаясь по Малой Бывшей улице, рассказывает всем согражданам о грядущем потопе и конце света . Из этого же произведения на страницы «Золотого телёнка» переместилось и название коммунальной квартиры , в которой проживает Васисуалий, - «Воронья слободка» .

О внешности Лоханкина авторы романа упоминают коротко: это мужчина с крупными ноздрями и фараонской бородкой . По замечанию литературоведа Юрия Щеглова , в 1920-х годах «стилизованная заострённая или в виде бруска бородка» была атрибутом «старорежимных интеллигентов»; образ господина, который сохранил в себе черты дореволюционного времени, считался завершённым, если к нему добавлялись пенсне и портфель . Знакомство с персонажем начинается в тот момент, когда он, лёжа на диване, объявляет голодовку в знак протеста против ухода жены Варвары к инженеру Птибурдукову. Здесь, по мнению исследователей, обнаруживается перекличка как с реальными событиями (об отказе от приёма пищи ответственных работников, лишившихся должностей, рассказывалось в одном из фельетонов «Правды » в 1929 году), так и с литературными «историями» (стихотворение Саши Чёрного «Интеллигент» начинается строчками «Повернувшись спиной к обманувшей надежде / И беспомощно свесив усталый язык…» ) .

Варвара реагирует на голодовку мужа фразами о том, что Васисуалий - «подлый собственник, крепостник »; в её репликах просматривается популярный в ту пору взгляд на семью как на «устарелый, реакционный институт», в котором необходимо изживать ревность и иные «буржуазные условности» . Авторская ирония по отношению к этой ситуации связана с тем, что голодающий Лоханкин - притворщик: ночью он втайне от жены опустошает буфет с хранящимися там консервами и борщом .

«Васисуалий Лоханкин, голодая, потрясает жену своей жертвенностью, но неожиданно она застает его тайком пожирающего холодный борщ с мясом; он непрерывно думает о судьбах русской интеллигенции, к каковой причисляет себя, но систематически забывает тушить свет в местах общего пользования… Читая эти сцены, видишь, сколько забавных столкновений и неожиданностей в «ильфо-петровском юморе», как парадоксально смешиваются здесь высокое и низкое, претензия на трагедию, разрешающаяся столь комически» .

Пятистопный ямб Васисуалия Лоханкина

Уход Варвары неожиданно выявляет в Васисуалии склонность к декламации : он начинает изъясняться пятистопным ямбом. Подобное речевое переключение является, по утверждению исследователей, «едва ли не уникальным случаем в русской литературе», особенно если учесть, что Лоханкин не цитирует чужие строки, а спонтанно создаёт собственные тексты . В них присутствуют элементы драмы и поэзии XIX столетия - в частности, заметна пародийная отсылка к произведениям Александра Сергеевича Пушкина , Алексея Константиновича Толстого , Льва Александровича Мея и других авторов. Всего, по подсчётам исследователей, на страницах романа Лоханкиным произнесено около тридцати коротких белых стихов .

Так вот к кому ты от меня уходишь! → Уйди, уйди, тебя я ненавижу… → Не инженер ты - хам, мерзавец, сволочь, / ползучий гад и сутенёр притом! → Я обладать хочу тобой, Варвара! → Он, он, жену укравший у меня! →

Так вот зачем тринадцать лет мне сряду… («Песнь о вещем Олеге ») Змея, змея! недаром я дрожал. («Борис Годунов») Мошенник, негодяй, бездельник, плут, дурак! («Сирано де Бержерак ») Садися здесь и выслушай, Бомелий! («Царская невеста ») Вот он, злодей! - раздался общий вопль. («Борис Годунов»)

Литературная перекличка

Для Васисуалия расставание с женой драматично ещё и потому, что сам он нигде не работает: «С уходом Варвары исчезла бы материальная база, на которой покоилось благополучие достойнейшего представителя мыслящего человечества». Подобная тема - «мнимый гений, живущий за счёт близких» - развивается во многих произведениях; исследователи обнаруживают определённую близость Лоханкина и Фомы Опискина из повести Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели »; в этот же ряд входят профессор Серебряков из чеховского «Дяди Вани » и Подсекальников из пьесы Эрдмана «Самоубийца ». Свидетельством «литературного родства» героя «Золотого телёнка» и одного из персонажей романа Достоевского «Бесы » является их «претензия на особую чувствительность», которая проявляется в угрозах: «Уйду пешком, чтоб кончить жизнь у купца гувернёром» (Степан Верховенский) - «Уйду я прочь и прокляну притом» (Васисуалий Лоханкин) .

Полемика вокруг образа Васисуалия Лоханкина

Образ Лоханкина не только вызвал весьма бурную литературную дискуссию, но и стал поводом к созданию версии о «социальном заказе», выполненном Ильфом и Петровым с помощью этого персонажа . Так, вдова поэта Осипа Мандельштама - Надежда Яковлевна - в книге воспоминаний, вышедшей в свет в 1970 году, писала, что в послереволюционном советском обществе к представителям интеллигенции были применимы эпитеты «мягкотелый, хилый»; отдельным писателям была дана идеологическая установка «подвергнуть их осмеянию». Это задание, по словам автора мемуаров, успешно выполнили создатели «Золотого телёнка», «поселившие „мягкотелых“ в „Воронью слободку“» .

Немало внимания уделил образу Васисуалия и литературовед Аркадий Белинков , который в своей работе «Сдача и гибель советского интеллигента», с одной стороны, признал «наличие громадного количества Лоханкиных в истории русской общественности» , с другой - противопоставил персонажу «Золотого телёнка» таких представителей интеллигенции, как Анна Ахматова , Марина Цветаева , Борис Пастернак , Осип Мандельштам , которые были «сложнее и разнообразней, чем тот, которого столь метко изобразили Ильф и Петров» .

«Странным образом критики, обидевшиеся за Лоханкина и не заметившие Кая Юлия Старохамского, не увидели, что в „Золотом телёнке“ действительно есть интересовавший их герой - интеллигент-одиночка и индивидуалист, критически относящийся к окружающему его миру. Это Остап Ибрагимович Бендер, главный герой романа… „Бунт индивидуальности“ Остапа Бендера несравненно серьёзнее мнимого „бунта“ Васисуалия Лоханкина - фигуры эти не только не сходны, но полярно противоположны» .

Экранизации

Несмотря на тщательно рассчитанный хронометраж и строго оговорённое количество дублей, плёнка закончилась прямо во время ключевой реплики Лоханкина-Евстигнеева. Данелия и Аббасов решили, что их кинематографический дебют не удался, однако зрители тепло приняли работу, а Михаил Ромм назвал «загубленную» сцену интересной авторской импровизацией .

Напишите отзыв о статье "Васисуалий Лоханкин"

Примечания

1. , с. 15.
2. , с. 56.
3. , с. 57.
4. , с. 469.
5. , с. 468.
6. , с. 484.
7. , с. 139.
8. , с. 470.
9. , с. 471.
10. , с. 471-473.
11. Лурье, Я. С. . - Санкт-Петербург: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2005. - ISBN 5-94380-044-1.
12. , с. 479.
13. , с. 474.
14. Мандельштам Н. Я. Воспоминания. - Нью-Йорк : Издательство имени Чехова, 1970. - С. 345.
15. Белинков А. В. . - М .: РИК «Культура», 1997. - ISBN 5-8334-0049-X.
16. Белинков А. В. . - М .: РИК «Культура», 1997. - ISBN 5-8334-0049-X.
17. Лурье, Я. С. . - Санкт-Петербург: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2005. - ISBN 5-94380-044-1.
18. Данелия Г. Н. Эксмо , 2004. - С. 29. - ISBN 5-699-01834-4.
19. Данелия Г. Н. Безбилетный пассажир. - М .: Эксмо , 2004. - С. 30. - ISBN 5-699-01834-4.
20. Папанов А. Д. . - М .: Зебра Е; ACT, 2010. - ISBN 978-5-17-067857-0.

Литература

• Щеглов, Ю. К. Романы Ильфа и Петрова. - Санкт-Петербург : Издательство Ивана Лимбаха , 2009. - 656 с. - ISBN 978-5-89059-134-0.
• Яновская, Л. М. Почему вы пишете смешно? Об И. Ильфе и Е. Петрове, их жизни и их юморе. - М .: Наука , 1969.
• Лурье, Я. С. В краю непуганых идиотов. Книга об Ильфе и Петрове. - Санкт-Петербург: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2005. - ISBN 5-94380-044-1.
• Паперный З. С. ; Сахарова Е. М. «Роман написать по возможности весёлый»; Комментарии // И. Ильф, Е. Петров. Золотой телёнок. - М .: Книга , 1989. - С. 7-25,460-485. - ISBN 5-212-00145-5.

Просмотр этого шаблона Книги Союзники Соперники Женщины Бендера Другие персонажи Города Исполнители роли Бендера Фильмы по мотивам «12 стульев» Постановки «12 стульев» Постановки «Золотого телёнка»

Отрывок, характеризующий Васисуалий Лоханкин

Казалось, Караффа искренне наслаждался общением, вроде-бы начисто позабыв о своём «особо-важном» разговоре. И надо отдать ему должное – собеседником он был, бесспорно, интереснейшим... если забыть о том, кем он являлся на самом деле... Чтобы заглушить в своей душе нарастающую тревогу, я как можно больше шутила. Караффа весело смеялся моим шуткам, в ответ рассказывая другие. Он был предупредительным и приятным. Но, несмотря на всю его светскую галантность, я чувствовала, что ему тоже надоело притворяться... И хотя выдержка Караффы была по-настоящему безупречной, по лихорадочному блеску его чёрных глаз я понимала – всё наконец-то подходило к развязке... Воздух вокруг нас буквально «трещал» от нарастающего ожидания. Беседа постепенно измельчала, переходя на обмен простыми светскими репликами. И наконец-то Караффа начал...
– Я нашёл книги вашего деда, мадонна. Но там не оказалось интересующих меня знаний. Стоит ли снова задавать вам тот же вопрос, Изидора? Вы ведь знаете, что меня интересует, не правда ли?
Именно это я и ожидала...
– Я не могу дать вам бессмертие, Ваше святейшество, как не могу и научить этому вас. У меня нет этого права... Я не вольна в своих желаниях...
Конечно же, то была чистейшая ложь. Но разве я могла поступать иначе?!.. Караффа прекрасно всё это знал. И, конечно же, снова собирался меня ломать... Больше всего на свете ему нужен был древний секрет, который оставила мне, умирая, моя мать. И он ни за что не собирался отступать. Снова пришёл чей-то черёд жестоко платить за моё молчание...
– Подумай, Изидора! Я не хочу причинять тебе зла! – переходя на «ты», вкрадчивым голосом прошептал Караффа. – Почему ты не желаешь помочь мне?! Я ведь не прошу тебя предавать свою мать, или Мэтэору, я прошу тебя научить лишь тому, что знаешь об этом ты сама! Мы могли бы вместе править миром! Я сделал бы тебя королевой королев!.. Подумай, Изидора...
Я понимала, что прямо сейчас произойдёт что-то очень плохое, но лгать у меня просто-напросто не оставалось больше сил...
– Я не помогу вам просто потому, что, живя дольше, чем вам суждено, вы истребите лучшую половину человечества... Именно тех, которые являются самими умными и самыми одарёнными. Вы приносите слишком большое зло, святейшество... И не имеете права жить долго. Простите меня... – и, чуть помолчав, очень тихо добавила. – Да ведь и жизнь наша не всегда измеряется лишь количеством прожитых лет, Ваше святейшество, и вы прекрасно знаете это...
– Ну что ж, мадонна, на всё ваша воля... Когда вы закончите, вас отведут в ваши покои.
И к моему величайшему удивлению, не сказав больше ни слова, он, как ни в чём не бывало, спокойно поднялся и ушёл, бросив, свой неоконченный, поистине королевский, ужин.... Опять же – выдержка этого человека поражала, заставляя невольно уважать его, в то же время, ненавидя за всё им содеянное...
В полном молчании прошёл день, приближалась ночь. Мои нервы были взвинчены до предела – я ждала беды. Всем своим существом чувствуя её приближение, я старалась из последних сил оставаться спокойной, но от дикого перевозбуждения дрожали руки, и леденящая душу паника охватывала всё моё естество. Что готовилось там, за тяжёлой железной дверью? Какое новое зверство на этот раз изобрёл Караффа?.. Долго ждать, к сожалению, не пришлось – за мной пришли ровно в полночь. Маленький, сухонький, пожилой священник повёл меня в уже знакомый, жуткий подвал...
А там... высоко подвешенный на железных цепях, с шипастым кольцом на шее, висел мой любимый отец... Караффа сидел в своём неизменном, огромном деревянном кресле и хмуро взирал на происходящее. Обернувшись ко мне, он взглянул на меня пустым, отсутствующим взором, и совершенно спокойно произнёс:
– Ну что ж, выбирайте, Изидора – или вы дадите мне то, что я у вас прошу, или ваш отец утром пойдёт на костёр... Мучить его не имеет смысла. Поэтому – решайте. Всё зависит только от вас.
Земля ушла у меня из-под ног!... Пришлось прилагать все оставшиеся силы, чтобы не упасть прямо перед Караффой. Всё оказалось предельно просто – он решил, что мой отец не будет больше жить... И обжалованию это не подлежало... Некому было заступится, не у кого было просить защиты. Некому было нам помочь... Слово этого человека являлось законом, противостоять которому не решался никто. Ну, а те, кто могли бы, они просто не захотели...
Никогда в жизни я не чувствовала себя столь беспомощной и никчемной!.. Я не могла спасти отца. Иначе предала бы то, для чего мы жили... И он никогда бы мне этого не простил. Оставалось самое страшное – просто наблюдать, ничего не предпринимая, как «святое» чудовище, называемое Римским Папой, холоднокровно отправляет моего доброго отца прямо на костёр...
Отец молчал... Смотря прямо в его добрые, тёплые глаза, я просила у него прощения... За то, что пока не сумела выполнить обещанное... За то, что он страдал... За то, что не смогла его уберечь... И за то, что сама всё ещё оставалась живой...
– Я уничтожу его, отец! Обещаю тебе! Иначе, мы все умрём напрасно. Я уничтожу его, чего бы мне это не стоило. Я верю в это. Даже если больше никто в это не верит... – мысленно клялась ему своей жизнью, что уничтожу чудовище.
Отец был несказанно грустным, но всё ещё стойким и гордым, и только в его ласковых серых глазах гнездилась глубокая, невысказанная тоска... Повязанный тяжёлыми цепями, он не в силах был даже обнять меня на прощание. Но просить об этом у Караффы не было смысла – он наверняка не позволил бы. Ему незнакомы были чувства родства и любви... Ни даже чистейшего человеколюбия. Он их просто не признавал.
– Уходи, доченька! Уходи, родная... Ты не убьёшь эту нелюдь. Только погибнешь напрасно. Уходи, сердце моё... Я буду ждать тебя там, в другой жизни. Север о тебе позаботится. Уходи доченька!..
– Я так люблю тебя, отец!.. Так сильно люблю тебя!..
Слёзы душили меня, но сердце молчало. Надо было держаться – и я держалась. Казалось, весь мир превратился в жернова боли. Но она почему-то не касалась меня, будто я уже и так была мертва...
– Прости, отец, но я останусь. Я буду пробовать, пока жива. И даже мёртвой я его не оставлю, пока не заберу с собой... Ты уж прости меня.
Караффа встал. Он не мог слышать нашего разговора, но прекрасно понимал, что между мною и отцом что-то происходит. Эта связь не подчинялась его контролю, и Папу бесило, что он невольно оставался в стороне...
– На рассвете ваш отец взойдёт на костёр, Изидора. Это Вы убиваете его. Так что – решайте!
Моё сердце стукнуло и остановилось... Мир рушился... и я не могла ничего с этим поделать, ни что-либо изменить. Но надо было отвечать – и я отвечала...
– Мне нечего вам сказать, святейшество, кроме того, что Вы самый страшный преступник, когда-либо живший на этой Земле.
Папа минуту смотрел на меня, не скрывая своего удивления, а потом кивнул, ждавшему там, старому священнику и удалился, не говоря больше ни слова. Как только он исчез за дверью, я кинулась к старому человеку, и судорожно схватив его за сухие, старческие руки, взмолилась:
– Пожалуйста, прошу вас, святой отец, разрешите мне обнять его на прощание!.. Я не смогу этого сделать уже никогда более... Вы же слышали, что сказал Папа – завтра на рассвете мой отец умрёт... Сжальтесь, прошу вас!.. Никто об этом никогда не узнает, клянусь вам! Умоляю, помогите мне! Господь не забудет вас!..
Старый священник внимательно посмотрел мне в глаза и, ничего не сказав, потянул за рычаг... Цепи со скрежетом опустились, достаточно лишь для того, чтобы мы могли сказать последнее «прощай»...
Я подошла вплотную и, зарывшись лицом в широкую грудь отца, дала волю наконец-то хлынувшим наружу горьким слезам... Даже сейчас, весь в крови, скованный по рукам и ногам ржавым железом, отец излучал чудесное тепло и покой, и рядом с ним я чувствовала себя всё так же уютно и защищённо!.. Он был моим счастливым утерянным миром, который на рассвете должен был уйти от меня навсегда... Мысли проносились одна другой печальнее, принося яркие, дорогие образы нашей «прошедшей» жизни, которая с каждой минутой ускользала всё дальше и дальше, и я не могла её ни спасти, ни остановить...
– Крепись, родная моя. Ты должна быть сильной. Ты должна защитить от него Анну. И должна защитить себя. Я ухожу за вас. Возможно, это даст тебе какое-то время... чтобы уничтожить Караффу. – тихо шептал отец.
Я судорожно цеплялась за него руками, никак не желая отпускать. И снова, как когда-то очень давно, чувствовала себя маленькой девочкой, искавшей утешения на его широкой груди...
– Простите меня, мадонна, но я должен вас отвести в ваши покои, иначе меня могут казнить за непослушание. Вы уж простите меня... – хриплым голосом произнёс старый священник.
Я ещё раз крепко обняла отца, последний раз впитывая его чудесное тепло... И не оборачиваясь, ничего не видя вокруг от застилавших глаза слёз, выскочила из пыточной комнаты. Стены подвала «шатались», и мне приходилось останавливаться, хватаясь за каменные выступы, чтобы не упасть. Ослепшая от невыносимой боли, я потерянно брела, не понимая, где нахожусь и не соображая, куда иду...
Стелла тихо плакала большими горючими слезами, совершенно их не стесняясь. Я посмотрела на Анну – она ласково обнимала Изидору, уйдя очень далеко от нас, видимо снова проживая с ней эти последние, страшные, земные дни... Мне стало вдруг очень одиноко и холодно, будто всё вокруг затянуло хмурая, чёрная, тяжёлая туча... Душа болезненно ныла и была совершенно опустошённой, как иссохший источник, который когда-то был заполнен чистой живой водой... Я обернулась на Старца – он светился!.. От него щедро струилась, обволакивая Изидору, сверкающая, тёплая, золотая волна... А в его печальных серых глазах стояли слёзы. Изидора же, уйдя очень далеко и не обращая ни на кого из нас внимания, тихо продолжала свою потрясающе-грустную историю...
Очутившись в «своей» комнате, я, как подкошенная, упала на кровать. Слёз больше не было. Была только лишь жуткая, голая пустота и слепящее душу отчаяние...
Я не могла, не хотела верить происходящему!.. И хотя ждала этого изо дня в день, теперь же никак не могла ни осознать, ни принять эту страшную, бесчеловечную реальность. Я не желала, чтобы наступало утро... Оно должно было принести только ужас, и у меня уже не оставалось былой «твёрдой уверенности» в том, что смогу всё это перенести не сломавшись, не предав отца и саму себя... Чувство вины за его оборванную жизнь навалилось горой... Боль, наконец, оглушила, разрывая в клочья моё истерзанное сердце...
К своему огромнейшему удивлению (и дикому огорчению!!!) я вскочила от шума за дверью и поняла, что... спала! Как же могло, случится такое?!. Как я вообще могла уснуть??? Но видимо, наше несовершенное человеческое тело, в какие-то самые тяжкие жизненные моменты, не подчиняясь нашим желаниям, защищалось само, чтобы выжить. Вот так и я, не в силах переносить более страдания, просто «ушла» в покой, чтобы спасти свою умирающую душу. А теперь уже было поздно – за мной пришли, чтобы проводить меня на казнь моего отца...
Утро было светлое и ясное. По чистому голубому небу высоко плыли кудрявые белые облака, солнце вставало победно, радостно и ярко. День обещал быть чудесным и солнечным, как сама наступающая весна! И среди всей этой свежей, пробуждавшейся жизни, только моя измученная душа корчилась и стонала, погрузившись в глубокую, холодную, беспросветную тьму...
Посередине залитой солнцем небольшой площади, куда меня привёз крытый экипаж, высился заранее сложенный, «готовый к употреблению», огромный костёр... Внутренне содрогаясь, я смотрела на него, не в состоянии отвести глаза. Мужество покидало меня, заставляя, боятся. Я не желала видеть происходящее. Оно обещало быть ужасным...
Площадь постепенно заполнялась хмурыми, заспанными людьми. Их, только проснувшихся, заставляли смотреть чужую смерть, и это не доставляло им слишком большого удовольствия... Рим давно перестал наслаждаться кострами инквизиции. Если в начале кого-то ещё интересовали чужие муки, то теперь, несколько лет спустя, люди боялись, что завтра на костре мог оказаться любой из них. И коренные римляне, пытаясь избежать неприятностей, покидали свой родной город... Покидали Рим. С начала правления Караффы в городе оставалось всего лишь около половины жителей. В нём, по возможности, не желал оставаться ни один более или менее нормальный человек. И это легко было понять – Караффа не считался ни с кем. Будь то простой человек или принц королевской крови (а иногда даже и кардинал его святейшей церкви!..) – Папу не останавливало ничто. Люди для него не имели ни ценности, ни значения. Они были всего лишь угодны или не угодны его «святому» взору, ну, а остальное уже решалось предельно просто – «не угодный» человек шёл на костёр, а его богатство пополняло казну его любимой, святейшей церкви...
Вдруг я почувствовала мягкое прикосновение – это был отец!.. Стоя, уже привязанным, у кошмарного столба, он ласково прощался со мной...
– Я ухожу, доченька... Будь сильной. Это всего лишь переход – я не почувствую боли. Он просто хочет сломать тебя, не позволяй ему, радость моя!.. Мы скоро встретимся, ты ведь знаешь. Там больше не будет боли. Там будет только свет...
Как бы мне не было больно, я смотрела на него, не опуская глаз. Он снова помогал мне выстоять. Как когда-то давно, когда я была совсем ещё малышкой и мысленно искала его поддержку... Мне хотелось кричать, но душа молчала. Будто в ней не было больше чувств, будто она была мертва.
Палач привычно подошёл к костру, поднося смертоносное пламя. Он делал это так же легко и просто, как если бы зажигал в тот момент у себя в доме уютный очаг...
Сердце дико рванулось и застыло... зная, что именно сейчас отец будет уходить... Не выдержав более, я мысленно закричала ему:
– Отец, подумай!.. Ещё не поздно! Ты ведь можешь уйти «дуновением»! Он никогда не сможет найти тебя!.. Прошу тебя, отец!!!..
Но он лишь грустно покачал головой...
– Если я уйду – он возьмётся за Анну. А она не сможет «уйти». Прощай, доченька... Прощай родная... Помни – я буду всегда с тобой. Мне пора. Прощай, радость моя....
Вокруг отца засверкал яркий сияющий «столб», светившийся чистым, голубоватым светом. Этот чудесный свет объял его физическое тело, как бы прощаясь с ним. Появилась яркая, полупрозрачная, золотистая сущность, которая светло и ласково улыбалась мне... Я поняла – это и был конец. Отец уходил от меня навсегда... Его сущность начала медленно подниматься вверх... И сверкающий канал, вспыхнув голубоватыми искорками, закрылся. Всё было кончено... Моего чудесного, доброго отца, моего лучшего друга, с нами больше не было...
Его «пустое» физическое тело поникло, безвольно повиснув на верёвках... Достойная и Честная Земная Жизнь оборвалась, подчиняясь бессмысленному приказу сумасшедшего человека...
Почувствовав чьё-то знакомое присутствие, я тут же обернулась – рядом стоял Север.
– Мужайся, Изидора. Я пришёл помочь тебе. Знаю, тебе очень тяжко, я обещал твоему отцу, что помогу тебе...
– Поможешь – в чём? – горько спросила я. – Ты поможешь мне уничтожить Караффу?
Север отрицательно мотнул головой.
– А другая помощь мне не нужна. Уходи Север.
И отвернувшись от него, я стала смотреть, как горело то, что всего ещё минуту назад было моим ласковым, мудрым отцом... Я знала, что он ушёл, что он не чувствовал этой бесчеловечной боли... Что сейчас он был от нас далеко, уносясь в неизвестный, чудесный мир, где всё было спокойно и хорошо. Но для меня это всё ещё горело его тело. Это горели те же родные руки, обнимавшие меня ребёнком, успокаивая и защищая от любых печалей и бед... Это горели его глаза, в которые я так любила смотреть, ища одобрения... Это всё ещё был для меня мой родной, добрый отец, которого я так хорошо знала, и так сильно и горячо любила... И именно его тело теперь с жадностью пожирало голодное, злое, бушующее пламя...