Полковник артеменко иван тимофеевич мемуары. Как был пленен командующий квантунской армии. Биография и военная карьера

Когда глубокой ночью начальника отдела оперативного управления Забайкальского фронта полковника Артеменко срочно вызвали к командующему фронтом, он и представить себе не мог, какое необычное и опасное задание предстоит ему выполнить.

Военный совет, - сказал Маршал Советского союза Малиновский, - назначает вас особоуполномоченным фронта для вручения ультимативных требований лично главнокомандующему Квантунской армией генералу Ямаде…

В соответствии с решением Ялтинской конференции Советский Союз через три месяца после капитуляции фашистской Германии приступил к выполнению своих союзнических обязательств по разгрому вооруженных сил милитаристской Японии, которые были развернуты на границей с СССР. На протяжении всей второй мировой войны они угрожали Советскому Приморью, Забайкалью и Монгольской Народной Республике. Вступление СССР в войну против империалистической Японии являлось справедливым актом в защиту интересов Советского Союза и всех стран, которым угрожали японские империалисты.

В ночь на 9 августа 1945 года войска трех фронтов - Забайкальского, I и II Дальневосточных под руководством главного командования советский войск на Дальнем Востоке (Маршал Советского Союза А.М. Василевский) устремились на территорию противника. Японское командование так и не смогло организовать стойкого сопротивления ни на одном из направлений. Наши войска за шесть дней продвинулись на 250-400 километров.

Тогда командование Квантунской армии пошло на разные ухищрения, только бы оттянуть время и избежать полного разгрома.

Квантунская армия - понятие чисто символическое. На самом деле это было очень крупное стратегическое объединение, включавшее войска нескольких фронтов и армий. И хотя вскоре генерал Ямада выбросил, как говорят, белый флаг и уведомил маршала Василевского о своем согласии на переговоры о капитуляции и о том, что он отдал своим войскам приказ немедленно прекратить военные действия (два вымпела с такими уведомлениями были сброшены с японского самолета в расположение наших войск), однако ан практике эти заявления и распоряжения были по-прежнему декларативными и двуликими. Позже стало известно, что в Чанчунь, к генералу Ямаде, прибыл личный представитель императора Хирохито, принц, полковник Токэда с директивой, в которой капитуляция запрещалась.

Вот тогда-то и была разработана смелая операция по пленению генерала Ямады. Начальник отдела оперативного управления получил текст ультиматума и такое удостоверение:

«Предъявитель сего полковник Артеменко командируется в качестве моего уполномоченного в город Чанчунь для принятия капитулировавших японских и маньчжурских частей Чанчунского гарнизона и войск, расположенных в прилегающих к Чанчунь районах. Все указания моего уполномоченного полковника Артеменко военным и гражданским властям в районе Чанчунь являются обязательными и подлежат безоговорочному выполнению. С полковником Артеменко следует пять офицеров и шесть рядовых Красной Армии. Настоящее своей подписью удостоверяю.

Командующий войсками Забайкальского фронта, Маршал Советского Союза Р. Малиновский».

Так полковник Артеменко, прошедший войну с фашистской Германией с первого до последнего дня, стал советским парламентером.

Задание было опасным, и все это хорошо понимали. Не раз вражеская пуля обрывала жизнь советский парламентеров. Не было никакой уверенности в том, что это не случится и теперь. Тем более что действовать предстояло далеко за линией фронта. Но Иван Тимофеевич хорошо знал и другое. От успешного выполнения задания зависят судьбы сотен и тысяч наших бойцов.

О важности миссии уже говорил тот факт, что провожать Артеменко приехали маршал Малиновский, начальник штаба генерал Захаров, член Военного совета генерал Ткаченко, маршал авиации Худяков.

Утром 18 августа военно-транспортный самолет в сопровождении эскадрильи истребителей «ЯК-9» стартовал с прифронтового аэродрома. На борту находилась парламентерская группа полковника Артеменко. Все - бывшие фронтовики: майор Моисеенко, капитаны Титаренко, Беззубый, старшина Никонов, рядовые Габданкер, Баскаков, Буряк, Кракотец, Сухаренко и Цыганов. Истребители прикрытия возглавлял командир эскадрильи старший лейтенант Нещерет.

Участники парламентерской группы (слева направо):
стоят — старшие сержанты А. Потабаев и В. Баскаков
сидят — старшина И.И. Никонов и капитан И.Т. Беззубый

Перевалили острые зубчатые вершины Большого Хингана и приземлились на аэродроме Тунляо, несколько дней назад отбитом у японцев. Пока дозаправляли самолеты, полковник Артеменко и командующий 6-й гвардейской армией генерал-полковник Кравченко согласовали в деталях все вопросы, связанные с посадкой в Чанчуне, вызовом бомбардировщиков и десанта на случай осложнений.

И снова - воздух. Только внизу уже не наши, а японские войска. И так - 300 с лишним километров. Когда пролетали над Сыпингаем, в небе появились японские истребители. Завязался бой.

В тот самый момент, когда в резиденции штаба Квантунской армии шло какое-то совещание, на котором докладывал командующий генерал Ямада, стекла задребезжали от рева авиационных моторов. В зал, резко распахнув дверь, вбежал племянник генерала Ямады.

Над городом советские самолеты! - закричал он. Они атакуют аэродром!

Наши истребители блокировали с воздуха авиабазу Чанчунского военного гарнизона. Под их прикрытием транспортный самолет с парламентерами и два истребителя пошли на посадку. Едва самолеты остановились, как под их плоскостями залегли наши солдаты с пулеметом и автоматами. По радио сообщили в свой штаб о приземлении.

Когда к самолету направилась большая группа японских офицеров, Артеменко в сопровождении переводчика капитана Титаренко спокойно спустился по трапу и пошел навстречу.

Полковник Хатиро, начальник разведки Квантунской армии, - представился один из офицеров и, не скрывая растерянности, спросил: - Кто вы? И что это значит?

Выслушав перевод, Иван Тимофеевич ответил:

Полковник Артеменко, советский парламентер и особоуполномоченный Забайкальского фронта. Прошу немедленно обеспечить мне проезд по городу в штаб генерала Ямады.

В воздухе по-прежнему барражировали наши истребители. Пока в группе японских офицеров царило замешательство - кто-то куда-то побежал звонить и согласовывать, начальник отдела оперативного управления оценивал обстановку. Момент для высадки десанта был самый подходящий: японские самолеты под прицелом пушек советских истребителей! И Артеменко незаметно подал условный знак радисту: «Вызывайте десант!»

Тем временем из транспортного самолета солдаты спокойно выкатили военный «виллис с красным шелковым флажком на радиаторе. При виде его Хатиро неожиданно произнес на чистейшем русском языке:

Генерал Ямада вас ожидает. Только прошу вас, господин полковник, сесть в мою машину. Идет война, в городе полно наших войск. Все может случиться…

Поэтому мы и поедем вместе с вами в моей машине, - сказал Артеменко. - Чтобы ничего, как вы говорите, не случилось.

В резиденции Квантунской армии парламентеров встретил полковник генерального императорского штаба принц Токэда, пригласил следовать за ним. Сумрачными коридорами они прошли в кабинет командующего.

Генерал барон Отодзо Ямада, маленький худой старик лет семидесяти, с реденькими усиками и коротко подстриженными волосами, пытался сопротивляться. Но было поздно. Когда над городом пошли эскадрилья за эскадрильей, а на аэродром высадился наш десант во главе с Героем Советского Союза П.Н. Авраменко, самураи сочли благоразумным сложить оружие.

Отодзо Ямада вручил Артеменко свой золоченый «меч духа» и из своего кабинета передал по радио приказ о полной и безоговорочной капитуляции.

Два часа спустя над резиденцией штаба Квантунской армии развевался уже не японский, а наш красный флаг. У входа в штаб стояли не самураи с мечами, а наши солдаты с автоматами…

Позднее, когда уникальнейшая военная операция была успешно завершена и наместник японского императора в Маньчжурии генерал барон Ямада был бесславно пленен вместе со всем штабом Квантунской армии в своей сверхохраняемой резиденции в глубоком тылу, о подвиге советского парламентера сообщили все газеты мира. А маршал Малиновский от имени Советского правительства вручил отважному офицеру высокую полководческую награду - орден Кутузова.

… И вот снова август, но только 1983 года. Журналистская удача привела меня в уютную квартиру по улице Данилевского, что в самом центре Харькова. Мой собеседник - немолодой уже человек, с хорошей армейской выправкой. Даже с большой натяжкой назвать его стариком. Это и есть полковник в отставке И.Т. Артеменко.

Наша беседа длится уже несколько часов. К рассказанному вроде бы и добавить уже нечего. Скажу только что коммунист Артеменко и в свои 73 года отставным полковником считает себя лишь по форме. Ветеран выступает перед молодыми воинами, рабочими коллективами, школьникамиЮ, пишет книги, статьи. Он - в строю.

Командующий войсками Забайкальского фронта, Маршал Советского Союза Р. Малиновский».

Утром 18 августа военно-транспортный самолет в сопровождении эскадрильи истребителей «ЯК-9» стартовал с прифронтового аэродрома. На борту находилась парламентерская группа полковника Артеменко. Все - бывшие фронтовики: майор Моисеенко, капитаны Титаренко, Беззубый, Барякин, старшина Никонов, рядовые Габданкер, Баскаков, Буряк, Кракотец, Сухаренко и Цыганов. Истребители прикрытия возглавлял командир эскадрильи старший лейтенант Нещерет.

Участники парламентерской группы (слева направо):
стоят - старшие сержанты А. Потабаев и В. Баскаков
сидят - старшина И.И. Никонов и капитан И.Т. Беззубый

Над городом советские самолеты! - закричал он. Они атакуют аэродром!

Выслушав перевод, Иван Тимофеевич ответил:

После подписания капитуляции. Второй слева - полковник И.Т. Артеменко

В ПРИМОРСКОМ ОКРУГЕ

В ПРИМОРСКИЙ военный округ я прибыл в июле 1945 года. После короткой беседы в штабе меня назначили помощником начальника разведки 105-й стрелковой дивизии, штаб которой дислоцировался в Галенках. Командовал дивизией генерал-майор Себер. Дивизия имела старую организационную структуру, отличавшуюся от структур фронтовых дивизий (в боях против немцев на западе нашей страны она участия не принимала). Разведка была представлена дивизионной разведывательной ротой в составе трех взводов и подразделений обеспечения. В стрелковых и артиллерийском полках, в инженерно-саперном батальоне существовали свои разведподразделения. Все они были полностью укомплектованы офицерами, сержантами и рядовыми разведчиками и находились в боеготовом состоянии.
Моим непосредственным начальником был начальник разведки дивизии капитан Никитин Федор Егорович, все время служивший на Дальнем Востоке, хорошо знавший обстановку и особенности службы в этом отдаленном крае. Капитан Никитин не имел никакой разведывательной подготовки, но опыт службы в разведке, организации боевой подготовки разведывательных подразделений имел хороший. Читал все, что попадало в руки, касавшееся разведки.
Во время представления командиру дивизии генералу Соберу между нами состоялась довольно продолжительная беседа. Он живо интересовался, как велись боевые действия против немцев. Я извинился перед ним и доложил: "Я же воевал в партизанах и не знаю всей организации боя на фронте". Но он все равно выслушал меня о действиях партизан, о моей оценке немецких войск.
Все видели, что эшелоны с войсками идут с запада на восток, в том числе и в Приморье, понимали, что обстановка складывается предвоенная и что скоро что-то должно произойти - война против довольно крупной и сильной японской Квантунской армии, развернутой в Маньчжурии вдоль границ с Советским Союзом.

ЗАМЫСЕЛ КОМАНДОВАНИЯ

МЫ, ОФИЦЕРЫ-разведчики, постоянно проводили занятия с личным составом, рассказывали об организационной структуре, вооружении и тактике действий японских войск. Особое внимание уделяли изучению дунсинженьского и хуньчуньского укрепленных районов противника. Материалов для подготовки к занятиям в дивизии было достаточно. За долгие годы противостояния с Квантунской армией наша разведка добыла довольно полные разведывательные сведения о японских войсках в Маньчжурии.
К моменту проведения Маньчжурской операции нашим войскам противостояла сильная группировка японцев. Вдоль границы с СССР и Монгольской Народной Республикой они развернули 17 укрепленных районов общей протяженностью 1000 километров, в которых насчитывалось около 8 тысяч долговременных огневых сооружений. Квантунская армия насчитывала тридцать одну пехотную дивизию, девять пехотных бригад, одну бригаду спецназначения (состояла из смертников) и две танковые бригады. Общая численность противника составляла 1 миллион 320 тысяч человек, у него имелось 6260 орудий и минометов, 1155 танков, 1900 самолетов и 25 кораблей.
Замысел главного командования советских войск предусматривал разгром Квантунской армии путем одновременного нанесения двух основных (с территории Монголии и советского Приморья) и ряда вспомогательных ударов по сходящимся к центру Маньчжурии направлениям, с последующим расчленением и уничтожением вражеских сил.
Наша 105-я стрелковая дивизия в составе войск 1-го Дальневосточного фронта вводилась в прорыв на направлении Дунин-Ванцин, в левофланговой группировке войск фронта. Но об этом мы узнали только накануне начала войны, когда дивизия была поднята по тревоге и вышла к участку прорыва восточнее маньчжурского города Дунин.

НАЧАЛОСЬ…

К ИСХОДУ дня 8 августа дивизия сосредоточилась в 15-18 км от Государственной границы восточнее Дунина. Боевые действия начались 9 августа с мощных ударов артиллерии и авиации по огневым точкам укрепленных районов и войскам японцев в глубине Маньчжурии. Мы слышали гром от разрывов снарядов. Во второй половине дня 9 августа наша дивизия была введена в прорыв, проделанный артиллерией, авиацией, передовыми отрядами прямо напротив Дунина. День был солнечным, видимость идеальная. Гряда высоких сопок, господствовавшая над нашей территорией, с оборудованными на ней дотами, дзотами, казематами горела. Чуть слышно где-то вдалеке раздавались пулеметные очереди. Все остальное было подавлено нашей артиллерией и авиацией. Колонны войск дивизии шли прямо через пограничный город Дунин. Население попряталось, редко где были видны китайцы, перебегавшие через дворы своих построек.
Мне было приказано возглавить разведывательный отряд дивизии в составе разведывательной, пулеметной рот и батареи самоходно-артиллерийских установок САУ-76 с задачей вести разведку в полосе движения дивизии в направлении Дунин - Ванцин, устанавливать силы, состав и принадлежность отступающих японских войск, рубежи оказываемого сопротивления и какими силами они заняты, направления отхода японцев. Двигаться надо было впереди дивизии на удалении 10-15 км от ее главных сил. Роты двигались на грузовых автомашинах. Батарея САУ-76 состояла из 4 самоходных 76-мм орудий. Связь с начальником разведки дивизии поддерживалась по радио и посыльными. Разведывательные взводы конной разведки вели разведку впереди и на флангах своих двигавшихся полков.
Начальник разведки дивизии капитан Никитин и переводчик японского языка Джума Атабаев постоянно находились в штабе дивизии.
По маршруту ведения разведки попадались только разрозненные, неуправляемые мелкие группы отходящих японцев, которые сразу же сдавались в плен. Мы приказывали бросать оружие и идти вдоль дороги навстречу дивизии, что они охотно делали, а в дивизии их собирали и направляли на сборные пункты военнопленных. В плен попадали в основном японцы из состава расчетов разгромленных укрепленных районов и подразделений боевого обеспечения. Это нaстораживало. Мы задавали себе вопрос: "А где же регулярные полевые войска Квантунской армии?" Беспокоило такое положение и командование дивизии. Мы двигались в какой-то пустоте, постоянно в напряжении, в ожидании фланговой контратаки или худшего - контрудара крупными силами.
Я во время привалов приезжал в штаб дивизии и докладывал полученные разведывательные данные начальнику разведки и командованию.
В один из дней я увидел обгонявшего нашу колонну на "додже" своего товарища по разведкурсам капитана Бакалдина, поприветствовал его, он остановился. Бакалдин служил в разведотделе штаба 17-го армейского корпуса. Он проинформировал меня о том, что главные силы японцев на нашем направлении следует ожидать на рубеже Муданьцзян - Ванцин. В последующем эти данные подтвердились.

ОГРЕХИ ПОДГОТОВКИ

МЫ ПРОДОЛЖАЛИ движение на Ванцин, количество отступавших японцев увеличивалось, но организованного сопротивления дивизия не встречала. Кое-где, особенно в ночное время, слышались отдельные выстрелы и пулеметные очереди.
В разведывательном отделении дивизии обнаружилось, что переводчик старший лейтенант Атабаев недостаточно хорошо знает японский язык, и нам с большим трудом удавалось допрашивать пленных японцев, которых становилось все больше. Дело в том, что Атабаев до назначения в дивизию закончил в Хабаровске краткосрочные курсы переводчиков японского языка. За короткий срок он, конечно, не мог хорошо освоить японский, поэтому у него возникали трудности с переводом. Атабаев набирался опыта на практике. Джума был добросовестным, очень порядочным человеком. Года через полтора я встретил его уже в роли переводчика, работавшего в лагере военнопленных японцев, и спросил, каких успехов он достиг в овладении языком. Джума, к тому времени уже имевший богатый опыт переводческой практики, ответил: "Вот бы теперь мне допросить тех пленных".

Другой проблемой было отсутствие точных крупномасштабных карт местности. Наши карты были составлены еще в 1905 году, в период Русско-японской войны! Перед Маньчжурской операцией их просто переиздали со старыми данными, без внесения каких-либо изменений. Особенно грешили неточностями данные по населенным пунктам, их названиям, дорожной сети. Поэтому в большинстве случаев мы ориентировались по различным предметам, рельефу местности. Вот где пригодился мой партизанский опыт по ориентированию на местности.
15 августа наш разведывательный отряд и дивизия вошли в город Ванцин, пройдя от границы более 150 километров.
Из информации штаба корпуса и от некоторых офицеров мы узнали, что японцы подготовили и провели контрудар в районе г. Муданьцзян, который пришелся по войскам 5-й армии, наступавшим справа от нас. Наши войска отразили этот удар японцев, но им пришлось вести ожесточенные бои.
Наша дивизия сосредоточилась в районе Ванцина, ее штаб разместился в самом городе, а мне с разведывательным отрядом, только уже без батареи САУ-76, было приказано выдвинуться в район, находящийся в 15 километрах южнее Ванцина, то есть развернуться на юг в сторону Кореи.
В задачу нашего отряда входило ведение разведки южнее Ванцина, выявление японских войск, при этом небольшие группы японцев мы были обязаны обезоруживать, захватывать в плен и направлять в Ванцин, а о крупных группировках немедленно докладывать в штаб дивизии.
Разведывательный отряд расположился в одной из китайских деревень, в живописной долине, по которой протекала быстрая горная река с водой кристальной чистоты. С командирами рот я провел рекогносцировку. Определили вероятные направления возможного нападения на наш отряд японцев со стороны гор и долины, наметили места для оборудования пулеметных площадок, позиций обороны подразделений на случай нападения японцев, места для секретов и постов охраны в ночное и дневное время. С высоты окрестных гор наша деревня просматривалась как на ладони - игрушечные китайские фанзы, огороды с аккуратно обработанными грядками, загоны для скота. Вдоль долины шла проселочная дорога, по которой могла проехать автомашина, а в южном направлении от нас просматривались уже не сопки, а горы.
Местное население наш приход приветствовало и стало оказывать нам всяческое содействие в обустройстве. Из Ванцина мы захватили с собой проводника по фамилии Цой, он поддерживал контакт с местными китайцами и информировал нас обо всем происходившем в округе. Китайцы со страхом, но все же бежали к нам докладывать, если обнаруживали где-либо японцев или узнавали что-либо о них, таким образом, у нас появились добровольцы-разведчики из числа местных жителей.
За время длительной оккупации Маньчжурии японцы стали ненавистны китайцам. Они жестоко эксплуатировали китайцев, относились к ним как к людям второго сорта.

ЯПОНЦЫ СДАЮТСЯ?

ЕЖЕДНЕВНО мы направляли один-два, а иногда и три разведывательных дозора в составе 5-6 человек во главе с офицером в горы. Встретив японцев, наши дозоры указывали им, куда идти сдаваться в плен (в сторону деревни, где мы располагались). Японцы в большинстве случаев выполняли это требование. Перед деревней их встречали наши разведчики, указывали место для складирования оружия, при необходимости направляли на школьный двор. Собрав группу из 80-100 пленных японцев, мы направляли их в Ванцин под охраной двух-трех разведчиков.
Но часто встречались группы японцев, которые не хотели сдаваться в плен, пытались скрыться, а иногда и открывали огонь. Дня за 3-4 мы изучили окружающую местность и неплохо на ней ориентировались. Беспокоили нас ночи. Часто японцы натыкались на нашу охрану. С той и другой стороны открывалась стрельба, однако обычно "самураи" убегали, и на этом инциденты исчерпывались.
Однажды днем разведчики обнаружили движение большой группы кавалерии в направлении нашей деревни. Мы изготовились к бою, пулеметчики заняли свои позиции, но, встретив наше охранение, офицер-кавалерист помахал белым флажком и остановил своих конников. По нашей команде японцы спешились, положили оружие и сдались в плен. Это был неполный кавалерийский эскадрон - человек 60-70 во главе с майором. Эскадрон был построен на площадке около школы, и наши разведчики обыскали каждого из его состава. У двух японцев в карманах обнаружили по одной несданной гранате. Мы показали эти гранаты майору. Он поочередно подошел к каждому из них и несколько раз ударил по лицу. У того и другого брызнула кровь, но никто из них даже не посмел поднять руку и вытереть ее. Нас всех это поразило. Рукоприкладство в японской армии не возбранялось.

Стремительное наступление советско-монгольских войск через безводные пустыни и горы Большого Хингана, которые считались неприступными, форсирование крупных рок, преодоление укрепленных районов в лесах и болотах Северо-Восточной Маньчжурии, выход на Маньчжурскую равнину поставили японское командование перед фактом военного поражения Квантунской армии.

17 августа во второй половине дня главнокомандующий Квантунской армией генерал О. Ямада обратился к Маршалу Советского Союза А. М. Василевскому с предложением начать переговоры о прекращении военных действий. В заявлении штаба Квантунской армии, переданном по токийскому радио, говорилось: «Для того чтобы достичь быстрейшей реализации приказа о прекращении военных действий, мы, командование Квантунской армии, сегодня утром издали приказ, чтобы самолеты с нашими представителями были направлены 17 августа между 10 и 14 часами (по токийскому времени) в следующие города: Муданьцзян, Мишань, Мулин (Бамянтун)... для установления контакта с командованием Красной Армии. Штаб Квантунской армии желает, чтобы эта мера не вызвала каких-либо недоразумений» {646} .

Одновременно генерал Ямада уведомил советское командование, что он отдал войскам Квантунской армии приказ о немедленном прекращении боевых действий и сдаче оружия. В тот же день в расположение войск 1-го Дальневосточного фронта с японского самолета было сброшено два вымпела с просьбой штаба 1-го японского фронта прекратить военные действия. Однако на практике эти заявления и распоряжения были по-прежнему декларативными. Командование Квантунской армии не скупилось на них, тогда как японские войска на многих участках фронта все еще продолжали оказывать сопротивление. В плен сдавались преимущественно части армии Маньчжоу-Го.

В этих условиях Главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке 17 августа передал главнокомандующему Квантунской армией радиограмму следующего содержания: «Штаб японской Квантунской армии обратился по радио к штабу советских войск на Дальнем Востоке с предложением прекратить военные действия, причем ни слова не сказано о капитуляции японских вооруженных сил в Маньчжурии. В то же время японские войска перешли в контрнаступление на ряде участков советско-японского фронта. Предлагаю командующему Квантунской армией с 12 часов 20 августа прекратить всякие боевые действия против советских войск на всем фронте, сложить оружие и сдаться в плен. Указанный срок дается для того, чтобы штаб Квантунской армии мог довести приказ о прекращении сопротивления и сдаче в плен до всех своих войск. Как только японские войска начнут сдавать оружие, советские войска прекратят боевые действия» {647} .

Утром 18 августа генерал Ямада в ответе по радио Маршалу Советского Союза А. М. Василевскому выразил готовность выполнить все условия капитуляции. В тот же день советские радиостанции перехватили радиограмму из Чанчуня, в которой говорилось:

«1. Квантунская армия, выполнив до конца свой долг, вынуждена капитулировать. 2. Всем войскам немедленно прекратить военные действия и оставаться в тех районах, где они находятся теперь. 3. Войскам, находящимся в соприкосновении с советскими войсками, сдавать оружие по указанию советского командования. 4. Какие бы то ни было разрушения строго запрещаю.

Командующий Квантунской армией» {648} .

Действительно, 18 августа на многих участках фронта японские войска стали сдаваться в плен. Однако в ряде мест, например в Хутоуском укрепленном районе, враг отверг предъявленный ультиматум, а парламентер из числа пленных был зарублен японским офицером. Гарнизон укрепрайона продолжал сопротивление.

В связи с этим командующий Забайкальским фронтом с согласия Главнокомандующего советскими войсками на Дальнем Востоке направил в Чанчунь к главнокомандующему Квантунской армией специальную миссию во главе с особоуполпомоченным - начальником отдела оперативного управления полковником И. Т. Артеменко. Ему предстояло выполнить довольно сложную и ответственную задачу, требовавшую дипломатического опыта. Основная цель миссии состояла в том, чтобы генерал Ямада принял все требования советского командования и подписал акт о безоговорочной капитуляции. Ямада был весьма опытным не только в военных, но и в дипломатических вопросах. Поэтому от поведения и выдержки главы миссии в момент переговоров, особенно при вручении ультиматума, зависело многое.

Кроме того, полковник Артеменко должен был настоять на том, чтобы правительство Маньчжоу-Го по радио разъяснило населению, что японские войска капитулировали, сдаются в плен, а Советская Армия никаких иных целей не преследует, кроме освобождения населения Маньчжурии от японского ига.

Самолет с парламентерской группой на борту в сопровождении истребителей поднялся в воздух и взял курс на Чанчунь, а командующий Забайкальским фронтом передал на имя генерала Ямады по радио телеграмму следующего содержания: «Сегодня 19 августа в 8.00 парламентерская группа в составе пяти офицеров и шести рядовых, возглавляемая уполномоченным командующего Забайкальским фронтом полковником Артеменко И. Т., самолетом Си-47 в сопровождении девяти истребителей отправлена в штаб Квантунской армии с ультиматумом о безоговорочной капитуляции и прекращении сопротивления. В последний раз требую обеспечить и подтвердить гарантию на перелет. В случае нарушения международных правил вся ответственность ляжет на Вас лично» {649} .

Через два часа транспортный самолет и три истребителя совершили посадку на военном аэродроме Чанчуня. Полковник Артеменко в сопровождении офицеров направился в штаб Квантунской армии.

В случае осложнений при ведении переговоров был предусмотрен ряд экстренных мер. Условным сигналом, переданным на самолет Си-47 с помощью проводной линии, протянутой в кабинет Ямады, советский парламентер мог дать команду на высадку крупного воздушного десанта в Чанчунь или массированную бомбардировку города.

По сигналу воздушный десант численностью 500 человек, выделенный из состава 6-й гвардейской танковой армии, взял курс на Чанчунь через час после отлета парламентерской миссии. Бомбардировщики находились в воздухе, готовые к немедленным действиям. В 11 часов на тот же аэродром благополучно приземлился воздушный десант во главе с Героем Советского Союза гвардии майором П. Н. Авраменко. Он состоял из воинов 30-й гвардейской механизированной бригады. Десантные подразделения быстро и организованно заняли аэродром, создав круговую оборону.

После коротких переговоров главнокомандующий Квантунской армией генерал Ямада, видя полную бесперспективность их затягивания, в 14 часов 10 минут подписал заранее подготовленный акт о капитуляции. Вечером того же дня со здания штаба главного командования японских войск в Чанчуне был спущен японский флаг, его место занял советский.

Генерал Ямада и премьер-министр Маньчжоу-Го Чжан Цзин-хуэй были вынуждены подчиниться требованиям советского парламентера и выступили перед населением с речами по радио, в которых сообщили ему о капитуляции. Миссия Артеменко закончилась успешно.

Началось разоружение 15-тысячного гарнизона Чанчуня. До вступления в город наземных войск разоружение гарнизона и охрану важнейших объектов осуществляли подразделения десанта, составившие впоследствии ядро советского гарнизона. Военным комендантом Чанчуня был назначен генерал Ф. В. Карлов.

Чтобы ускорить разоружение капитулировавших войск, предотвратить возможные разрушения промышленных предприятий, железнодорожных станций и других важных объектов, а также не допустить вывоза материальных ценностей, в крупные города, порты и военно-морские базы были высажены воздушные десанты.

Командующий 1-м Дальневосточным фронтом также принял решение о высадке ряда воздушных десантов. Первым предполагалось высадить десант в районе Харбина. Военный совет фронта назначил особоуполномоченным в этот город заместителя начальника штаба фронта генерала Г. А. Шелахова. Он должен был вылететь с первым эшелоном десанта, чтобы предъявить харбинскому гарнизону условия капитуляции, захватить в районе Харбина наиболее важные объекты и до подхода войск 2-го Дальневосточного фронта не допустить разрушения мостов через реку Сунгари.

Утром 18 августа первый эшелон десанта численностью 120 человек был готов к отлету. Время вылета ставилось в зависимость от ответа главнокомандующего Квантунской армией на радиограмму Главнокомандующего советскими войсками на Дальнем Востоке. Тянулись долгие минуты и часы, а генерал Ямада молчал. В 17 часов маршал Мерецков приказал по телефону Шелахову: «Ответа нет. Приступайте к выполнению поставленной задачи».

Через два часа в Харбине высадился первый эшелон десанта. Шелахов встретился с группой японских генералов во главе с начальником штаба Квантунской армии генералом Хата и предъявил условия капитуляции японских войск:

«1. Во избежание бесцельного кровопролития командование советских войск предлагает прекратить сопротивление и приступить к организованной сдаче в плен, для чего через 2 часа представить данные о боевом и численном составе войск Харбинской зоны;

2. При добровольной капитуляции генералам и офицерам Квантунской армии, до особого распоряжения советского командования, разрешается иметь при себе холодное оружие и оставаться на своих квартирах;

3. Ответственность за сохранение и порядок сдачи вооружения, боеприпасов, складов, баз и другого военного имущества до подхода советских войск полностью несет японское командование;

4. До подхода советских войск поддержание надлежащего порядка в г. Харбине и его окрестностях возлагается на японские части, для чего разрешается иметь часть вооруженных подразделений во главе с японскими офицерами;

5. Важнейшие объекты в Харбине и окрестностях, как то: аэродромы, мосты на р. Сунгари, ж. д. узел, телеграф, почтовые учреждения, банки и другие важнейшие объекты подлежат занятию подразделениями десанта немедленно;

6. Для согласования вопросов, связанных с капитуляцией и разоружением всей Квантунской армии на территории Маньчжурии, начальнику штаба Квантунской армии генерал-лейтенанту Хата, японскому консулу в Харбине Миякава и другим лицам по усмотрению японского командования предлагаю в 7.00 19.8 на самолете нашего десанта отправиться на КП командующего 1-м Дальневосточным фронтом» {650} (к этому времени туда прибыл и Главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке с группой генералов и офицеров).

Утром 19 августа Хата с группой японских генералов и офицеров были доставлены на командный пункт 1-го Дальневосточного фронта, где их ждали Маршалы Советского Союза А. М. Василевский и К. А. Мерецков, Главный маршал авиации А. А. Новиков, генерал Т. Ф. Штыков и другие генералы и офицеры.

После того как условия капитуляции японцами были приняты, перед десантом встали сложные и ответственные задачи по разоружению крупной харбинской группировки и поддержанию порядка в городе и его окрестностях. Подход советских частей из-за проливных дождей задерживался, поэтому по решению командующего фронтом десантный отряд был усилен: в тот же день десантировалась другая группа численностью 158 человек, а 20 августа - еще 213. В то же утро в Харбин вошли соединения Краснознаменной Амурской военной флотилии с десантом от 15-й армии, которые приняли капитуляцию Супгарийской флотилии, а десанты - гарнизона Харбина. Вслед за 3-й японской армией началось активное разоружение 5-й армии.

Авиадесантникам Забайкальского фронта, высаженным в Шэньяне 19 августа, принадлежит решающая роль в овладении этим крупным городом. Высадка группы войск в тылу японской армии, разгромленной и капитулировавшей, но продолжавшей на отдельных участках фронта оказывать сопротивление, была весьма смелым шагом. Никто не мог поручиться за то, что фанатики, которых в японской армии было немало, не пустят в ход оружие.

В десант, который возглавил уполномоченный Военного совета начальник политотдела штаба Забайкальского фронта генерал А. Д. Притула, было отобрано 225 воинов из состава 6-й гвардейской танковой армии. Это были солдаты, сержанты и офицеры, прошедшие с боями тысячи огненных дорог, преодолевшие Большой Хинган и пустыню Гоби.

Автоматчики авиадесантного отряда свалились как снег на голову: японцы не ожидали появления советских войск. Здесь же, на Шэньянском аэродроме, был пленен «император» Маньчжоу-Го Генри Пу И. Командующий 3-м фронтом генерал Усироку представил данные о численности японских войск, дислокации частей, наличии оружия, боеприпасов. Советские представители разъехались по районам дислокации японских частей и соединений, чтобы проверить ход капитуляции и разоружения. На следующее утро полки и батальоны 3-го фронта потянулись за город в районы, указанные советским командованием.

19 августа с аналогичными целями был высажен воздушный десант в Гирине (200 человек), 22 августа Люйшуне (200 человек) и Люйда {250 человек), 23 августа - в Яньцзи (238 человек). Вслед за десантниками к этим городам подошли передовые отряды сухопутных войск.

Учитывая, что на ряде участков, например в полосе действий 25-й армии 1-го Дальневосточного фронта, японские части прекратили сопротивление, Ставка Верховного Главнокомандования приказала: «На тех участках, где японские войска складывают оружие и сдаются в плен, боевые действия прекратить» {651} .

Вечером 18 августа Маршал Советского Союза А. М. Василевский довел до войск эту директиву Ставки и потребовал от командующих фронтами организовать подвижные отряды и воздушные десанты для захвата важных городов, пунктов, баз, железнодорожных эшелонов и станций. Директива разрешала командирам дивизий и бригад самостоятельно, в пределах своих разграничительных линий, устанавливать порядок приема и разоружения войск противника.

В соответствии с этим все армии получили конкретные указания о формировании небольших, но сильных, хорошо обеспеченных боеприпасами и горючим подвижных отрядов. Они решали задачи по приему капитуляции, недопущению разрушений экономических объектов и вывоза материальных ценностей. Подвижные отряды создавались из стрелковых подразделений, посаженных на автомашины повышенной проходимости, танковых рот или батальонов, дивизионов самоходной артиллерии, истребительно-противотанковых батарей и дивизионной артиллерии на механической тяге. Связь с отрядами поддерживалась по радио и самолетами. В каждой армии было создано 3 - 7 отрядов в составе до усиленного стрелкового полка. Так, от 5-й армии на Гирин был снаряжен 850-й стрелковый полк 277-й стрелковой дивизии под командованием командира дивизии генерала С. Т. Гладышева. Такой же отряд был направлен и в Харбин.

Подвижные отряды стремительно продвигались к намеченным объектам, занимая вместе с воздушными десантами крупные города. Чтобы ускорить темпы выдвижения к конечным пунктам и главных сил армий, командующий фронтом приказал командиру 6-й гвардейской танковой армией, соединениям которой надлежало выйти на Ляодунский полуостров, после того как будут заняты Шэньян и Чанчунь, форсированным маршем достичь Люйшунь, Чжуанхэ, Фучжоу. С этой целью было решено использовать железнодорожный транспорт.

На правом крыле Забайкальского фронта калганская группировка конно-механизированной группы с 22 августа перешла к обороне на рубеже 6 км южнее Чжанбэй. Долойнорская группировка после овладения Чэндэ вышла южнее города к Великой китайской стене, приводила соединения и части в порядок после трудного перехода и принимала капитуляцию японских войск.

17-я армия к этому времени, овладев Чифыном, главными силами сосредоточилась в районе Пинцюань, Линьюань, выдвинув на побережье Ляодунского залива сильные разведывательные отряды.

53-я армия, выполнив поставленные задачи, к исходу 26 августа вышла на рубеж рек Лаохахэ, Ляохэ соединениями 49-го стрелкового корпуса на участке Синьмяо, 57-м стрелковым корпусом достигла Кайлу и 18-м гвардейским стрелковым корпусом - Тунляо. Дальнейшее продвижение армии на юг было приостановлено в связи с выполнением войсками фронта задач по разоружению противника.

39-я армия после 20 августа продвигалась в намеченные районы как своим ходом, так и по железной дороге, не встречая сопротивления. Выполнив задачу, войска армии разоружали капитулировавшие японские части и соединения.

36-я армия, получив после 20 августа приказ о разоружении японских войск в районах Сыпина, Гунчжулина и Чанчуня, выдвигалась туда до Чжаланьтуня своим ходом, а далее - по железной дорого. 25 августа 86-м стрелковым корпусом армия вышла к Чанчуню, соединениями 2-го стрелкового корпуса к 26 августа - в Сыпин и Гунчжулин, частью сил несла охрану железной дороги на участке Харбин - Турчихп.

Однако если в полосе действий войск Забайкальского фронта японские части и соединения прекращали сопротивление и безоговорочно капитулировали, то войскам 1-го Дальневосточного фронта в точение многих дней пришлось вести ожесточенные бои с отдельными гарнизонами укрепленных районов, группами и отрядами, укрывшимися в горах. Только 22 августа после мощной артиллерийской и авиационной подготовки подразделениям 109-го укрепленного района удалось штурмом овладеть Хутоуским узлом сопротивления, а японский гарнизон численностью до 3 тыс. солдат и офицеров почти полностью был истреблен.

Еще более упорное сопротивление советским войскам пришлось преодолеть при ликвидации Дуннинского укрепленного района. Для уничтожения его долговременных сооружений привлекались 223-я отдельная гаубичная артиллерийская бригада большой мощности, 34-й и 100-й отдельные артиллерийские дивизионы особой мощности. Кроме того, до двух дивизий бомбардировочной авиации периодически наносили удары по опорным пунктам. При таком усилении штурмовые отряды частей 106-го укрепленного района вели планомерную и последовательную атаку опорных пунктов и узлов обороны противника, и к 26 августа остатки гарнизона Дуннинского укрепленного района были вынуждены сдаться. К этому времени капитулировали и последние опорные пункты противника в Шиминцзяском узле сопротивления, где сдались в плен 901 солдат и офицер.

Таким образом, даже после объявления Японией капитуляции и приказа главнокомандующего Ямады войскам Квантунской армии сложить оружие Советские Вооруженные Силы вели боевые действия против гарнизонов отдельных укрепленных районов и отрядов, укрывшихся в горах и тайге. Ликвидация некоторых японских отрядов, отказавшихся капитулировать, велась и после подписания Японией акта о капитуляции. В Маньчжурии, Северной Корее, на Сахалине и Курильских островах соединения советских войск и Тихоокеанский флот взяли в плен большое число солдат и офицеров противника, захватили трофеи, что видно из таблицы 12.

В результате стратегической операции трех фронтов, флота и Военно-Воздушных Сил, спланированной Ставкой ВГК, советские войска на Дальнем Востоке нанесли решительное поражение Квантунской армии. После разгрома одной из крупных стратегических группировок сухопутных сил Японии на материке, с наличием и использованием которой связывались надежды японского милитаризма на затяжную войну против США, Англии и Китая, правительство Японии было вынуждено капитулировать. Большую роль в этом сыграла потеря промышленной базы империи, основы се военно-экономического потенциала - Маньчжурии. С капитуляцией Квантунской армии была ликвидирована угроза нападения империалистической Японии на Советский Союз и Монгольскую Народную Республику, существовавшая на протяжении многих лет.

Таблица 12. Количество пленных, основных видов вооружения и боевой техники, взятых войсками трех фронтов {652}

К:Википедия:Страницы на КУЛ (тип: не указан)

Иван Тимофеевич Артёменко

Дата рождения
Дата смерти
Принадлежность	СССР СССР
Годы службы
Звание
Награды и премии
В отставке	начальник цеха на заводе

Иван Тимофеевич Артёменко (1910-1997) - советский офицер, сыгравший роль в окончании Второй Мировой войны истребованием и принятием капитуляции Квантунской армии .

Биография и военная карьера

Награды

и ряд других наград

Напишите отзыв о статье "Артёменко, Иван Тимофеевич"

Примечания

Ссылки

Сергей Медведев. . Газета «Красная звезда » (18 августа 2010). Проверено 26 апреля 2016.

Отрывок, характеризующий Артёменко, Иван Тимофеевич

Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu"ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.

В канун 61-й годовщины капитуляции Японии армии и окончания Великой Отечественной войны редакция сайта «Чекист. ру» начинает размещение серии материалов, посвещенных участию советских войск, органов военной контрразведки в Маньчжурской наступательной операции.

Автор публикуемых воспоминаний - прославленный воин, легендарный советский полковник Иван Тимофеевич Артеменко знакомит читателей с кульминационным этапом Маньчжурской стратегической наступательной операции, сыгравшей ключевую роль в ускорении победы над милитаристской Японией и окончании Великой Отечественной войны и Второй мировой войны на Дальнем Востоке. История этой не знающей аналогов операции, место и роль в ее подготовке и проведении Забайкальского фронта, героизм советских военно-воздушных парламентеров и десантов пока освещены недостаточно. Мало издано исследований, мемуарной и художественной литературы по данной проблематике.

Воспоминания И.Т. Артеменко представляют несомненный научный и познавательный для широкого круга читателей интерес. Объединенные под общим названием «Забайкальцы за Хинганом», они базируются на богатом фактическом и строго документальном материале, содержат новые пласты информации, дополняющей наши представления об окончании боевых действий на восточных рубежах СССР.

И.Т. Артеменко является автором ряда публикаций по истории Великой Отечественной войны, участвовал в подготовке к изданию известного историко-мемуарного очерка «Финал». Никто лучше самих героев-освободителей не расскажет, какой ценой далась Великая Победа, а Родина должна знать своих сыновей поименно.

Родом с Харьковщины, юношей Иван успел поработать и в донецкой шахте, и на строительстве Криворожского металлургического комбината, окончил институт железнодорожного транспорта. Был призван в армию, после краткосрочных курсов направлен в железнодорожные войска, где служил командиром взвода, роты, а заочно учился на оперативно-штабном факультете Академии имени М.В. Фрунзе. Участник боев на Халхин-Голе, где служил в штабе Г.К. Жукова.

В Великую Отечественную войну фронтовыми дорогами прошел от Перемышля до Сталинграда и обратно - гнал фашистов до Праги. Грудь в орденах и, как шутил сам воин, трофеи - 17 осколков в теле. Но для него это еще не был конец войны. Корреспондент газеты «Красная звезда» П. Алтунин отмечает примечательный факт из биографии И.Т. Артеменко: его отец, русский офицер, был взят в плен японцами при падении Порт-Артура в первую русско-японскую войну. Дед по материнской линии, легендарный генерал Р.И. Кондратенко, руководил героической обороной Порт-Артура. А спустя сорок лет их сын и внук предъявил ультиматум командующему Квантунской армией о полной и безоговорочной капитуляции японских войск. Это было 19 августа 1945 года.

Хорошо, красиво все выглядит, - сказал Сталин, раскуривая свою неизменную трубку. ? Так будет и на самом деле?

Так точно, единственное, что мог произнести в этой ситуации И.Т. Артеменко.

Сталин тронул его за плечи и, обращаясь уже к Р.Я. Малиновскому, сказал:

Вы его берите с собой.

Война с Японией близилась к завершению. Маньчжурская стратегическая наступательная операция отличалась небывалой результативностью, высоким оперативным искусством. В итоге стремительного наступления советских войск Япония понесла потери, каких она не знала на всем протяжении боевых действий на Тихом океане, в короткие сроки лишилась сырьевых ресурсов Северо-Востока Китая, Северной Кореи и Южного Сахалина. Несмотря на огромные силы и возможности, которыми располагал СССР в конце войны, он ограничился действиями лишь против японских войск в Китае и Корее. Мирному населению Японии не было причинено ущерба, ни один советский снаряд не разорвался на японской земле. Уместно напомнить, что США в это же время абсолютно немотивированно с военно-стратегической точки зрения применили против Японии атомное оружие - две атомные бомбы были сброшены на Хиросиму и Нагасаки.

Командовавший Забайкальским фронтом Р.Я. Малиновский позднее, будучи уже Министром Обороны СССР, отмечал, что основную роль в разгроме Квантунской армии сыграли советские военно-воздушные парламентеры и десанты контрразведки. Советское командование, не желая излишнего кровопролития, разрушения населенных пунктов и жертв среди мирного населения, приняло решение направить японскому командованию ультиматум с требованием о прекращении огня и полной капитуляции. Для решения этой задачи были посланы группы парламентеров и десанты в штаб главного командования японских войск в Маньчжурии, базировавшийся в городе Чанчуне, а также в крупные политические, военные и экономические центры - Харбин, Мукден, Порт-Артур, Дальний. Надежно подкрепленные наземными действиями танковых соединений, военно-воздушные десанты захватили эти города у растерявшегося противника, тем самым ускорили окончание боевых действий.

Парламентерам и десантникам Забайкальского фронта принадлежала особая роль в окончательной капитуляции Квантунской армии и пленении ее главнокомандующего генерала О. Ямады. Руководил операцией начальник отдела оперативного управления штаба фронта, особоуполномоченный советского командования полковник И.Т. Артеменко. Инструктируя парламентеров перед вылетом, Р.Я. Малиновский подчеркивал: «Никаких переговоров о перемирии! Только безоговорочная капитуляция!» Наступал исторический момент мирового звучания и звездный час в жизни Ивана Тимофеевича.

Но небывалая по дерзости операция была смертельно опасной для ее участников. Предстояло вылететь в глубокий тыл противника, «в пасть тигра» за 500 километров от линии фронта, и там заставить японцев окончательно принять требования советского командования. Когда самолет с парламентской группой на борту в сопровождении истребителей поднялся в воздух и взял курс на Чанчунь, командующий Забайкальским фронтом направил на имя Ямады радиограмму: «Сегодня 19 августа в 8.00 парламентская группа в составе пяти офицеров и шести рядовых, возглавляемая уполномоченным командующего Забайкальским фронтом полковником Артеменко И.Т., самолетом Си-47 в сопровождении девяти истребителей отправлена в штаб Квантунской армии с ультиматумом о безоговорочной капитуляции и прекращении сопротивления. В последний раз требую обеспечить и подтвердить гарантию на перелет. В случае нарушения международных правил вся ответственность ляжет на вас лично». Через два часа транспортный самолет и три истребителя совершили посадку на военном аэродрв Чанчуне. И.Т. Артеменко в сопровождении офицеров направился в штаб японцев.

На случай неожиданных осложнений при ведении переговоров были предусмотрены экстренные меры. Шифрованным сигналом, переданным на самолет Си-47 с помощью протянутой на захваченную авиабазу проводной линии, И.Т. Артеменко должен был из кабинета Ямады дать команду либо на высадку крупного воздушного десанта в Чанчунь, либо на массированную бомбардировку города. Воздушный десант численностью 500 человек взял курс из Тунляо на Чанчунь через час после отлета парламентской миссии. Готовые к немедленным действиям бомбардировщики находились в воздухе. По сигналу десантные подразделения быстро и организованно заняли аэродром, создали круговую оборону.

Как вскоре выяснилось, эти меры были необходимы. Советские контрразведчики установили, что накануне прибытия парламентеров в Чанчунь генерала Ямаду посетил личный посланник императора Хирохито - полковник императорского штаба Такэда с особым поручением. В нем разъяснялось, что требование о капитуляции и обращение по этому поводу императора к армии относятся только к войскам, действующим на японской земле, на островах. Что же касается Маньчжурии, то она «юридически не является частью Японии, а представляет собой самостоятельное государство Маньчжоу-Го, и, следовательно, на ее вооруженные силы, а также на войска Внутренней Монголии капитуляция не распространяется». Это развязывало руки Ямаде, части его войск продолжали оказывать упорное сопротивление.

Из записей в рабочем дневнике начальника разведки Квантунской армии полковника Асады стало известно, какую варварскую расправу готовило японское командование над советскими парламентерами. Их всех замышлялось уничтожить самурайскими мечами, а исполнители «акта возмездия» - офицеры японской охраны обязаны были после этого покончить с собой, совершив харакири. Ссылками на японский фанатизм и самурайские традиции предполагалось снять подозрения с подлинных виновников и организаторов злодейского плана. И только уверенным поведением парламентеров, стремительными действиями авиадесанта, высадившегося в Чанчунь по своевременно поступившему сигналу, преступные замыслы были сорваны. Руководимые И.Т. Артеменко парламентеры и десантники блестяще выполнили поставленную задачу спустя несколько часов после начала операции.

В августе 1946 года Международный военный трибунал судил в Токио японских военных преступников. В их числе перед судом предстал и бывший главнокомандующий Квантунской армии генерал-барон Ямада.

В Мукдене десант был также совмещен с группой парламентеров, возглавил операцию генерал-майор А.Д. Притула, уполномоченный Военного совета, начальник политотдела Забайкальского фронта. Здесь советскими контрразведчиками был задержан Пу И, последний император Маньчжоу-Го, затем интернированный и в течение двух месяцев находившийся в военном санатории «Молоковка» под Читой.

Вскоре опергруппой контрразведчиков 6-й гвардейской танковой армии в поселке Какасаши в двадцати километрах от Дальнего (или по-нынешнему Дайляна) были взяты атаман Семенов и его ближайшее окружение, находившиеся в преступном сговоре с японским военным командованием.

Органами военной контрразведки Забайкальского фронта был также обезврежен У. Гармаев, земляк и ближайший сподвижник Семенова. Он находился на службе у японцев, был произведен в чин генерал-лейтенанта Маньчжурской армии, командовал 10-м (Северо-Хинганским) военным округом, награжден тремя японскими крестами и семью медалями. В ходе следствия полностью признал свою вину, был приговорен судом к высшей мере наказания, приговор приведен в исполнение в марте 1947 года. В июне 1992 года на основании Закона РСФСР «О реабилитации жертв политического террора» У. Гармаев решением российской прокуратуры был посмертно реабилитирован.

Н.В. Гордеев, доктор исторических наук, профессор

НАПРАВЛЕНИЕ - ЧАНЧУНЬ

Генерал Ямада понимал, что разрядка наступит лишь в самый критический момент. Таким моментом должен стать ультиматум советского командования, которого с напряжением и страхом ожидали все в штабе армии. Особенно были озабочен сам Ямада, начальник его штаба генерал Хата и начальник разведки полковник Асада.

И вот сегодня, 19 августа 1945 года, этот момент наступил. Ямада с трепетом ожидал появление советских парламентеров у себя в кабинете, в клятом китайском Чанчуне, где судьба и всевышний распорядились разместить штаб Квантунской армии.

Незадолго до подхода к Чанчуню нас неожиданно встретили японские истребители. Несмотря на то, что все наши самолеты имели парламентерские опознавательные знаки, японцы ринулись на наши истребители, пытаясь завязать бой. Командир эскадрильи Нещерет уточняет, как быть, ведь приказано в бой не вступать.

Отдаю распоряжение:

Если японцы первыми откроют огонь, немедленно жечь их беспощадно.

Есть! - ответил комэск.

Через минуту Барышев и Орденянц докладывают, что Нещерет сообщил: три наших истребителя вступили в бой с японскими истребителями. Остальные продолжают прикрывать Си-47.

В иллюминатор видно, как далеко слева падал горящий самолет. Это японец, но вскоре и наш истребитель получил повреждение и пошел на посадку в районе Сыпингая.

Самолет, как узнал я потом, совершил вынужденную посадку. Летчик был взят в плен японцами, но уже 21 августа доставлен в Чанчунь. Японцы потеряли один самолет и ушли на центральный аэродром, ведя за собой и нас, но не вступая в бой.

Барышев доложил, что под нами Чанчунь. Приказываю сделать над городом три круга, так полагалось по ритуалу, и ожидать приглашения на посадку. Но приглашения не последовало. Приказываю без приглашения заходить на посадку сначала двум истребителям, затем Си-47, остальным истребителям блокировать аэродром. Приземлились два наши истребителя, развернулись и направили свои пушки на японские самолеты. Совершает посадку и наш Си-47, подруливает к штабу авиабазы, где на флагштоке виден японский флаг. Смотрю на часы, уже около 10.00 по местному дальневосточному времени. Вижу в иллюминатор, как из штаба бегут японские офицеры, впереди стоят еще двое. Самолет останавливается. Старший лейтенант Орденянц передает радиограмму о приземлении. Открывается дверь. Спущен трап. Никонов и еще два солдата с ручным пулеметом и автоматами и занимают место под самолетом. Быстро берут под контроль все подступы к Си-47.

Схожу по трапу, сдерживая изрядное волнение. Ступаю по земле Маньчжурии. Тело охватывает мелкая неприятная дрожь. Земля здесь не такая, как наша, жестче, так казалось мне. Шагаю навстречу идущим ко мне японским офицерам. Чувствую, как успокаиваюсь, прихожу в себя. В сопровождении переводчика капитана Титаренко и своих ассистентов шагаем навстречу врагу. И вот мы встретились - против нас в сопровождении эскорта полковник Асада, начальник разведки Квантунской армии.

По поручению генерала Ямады прибыл для встречи, - так через своего переводчика доложил Асада. - Главнокомандующий армией просит вас пожаловать лично к нему.

Я тоже, через переводчика, представился:

Полковник Артеменко, уполномоченный командующего войсками Забайкальского фронта маршала Малиновского, парламентер с ультиматумом советского командования лично к генералу Ямада Отодзо. Прошу обеспечить мне немедленно проезд по городу в его штаб.

За это время с нашего Си-47 уже сгрузили «Виллис», на радиаторе которого красовался маленький шелковый красный флажок. Полковник Асада предложил зайти в штаб авиабазы, где меня ожидает генерал Тамокацу, которому Ямада приказал сопровождать советских парламентеров.

Знакомлюсь с генералом Тамокацу, вице-начальником штаба ставки Ямады. Генерал предлагает ехать в штаб на его автомашине - так будет безопаснее, добавил он. Я поблагодарил за любезное приглашение, сказал, что меня устраивает и моя, показав на свой фронтовой «Виллис». Тогда генерал предложил мне снять красный флажок и поднять белый - парламентерский.

Благодарю за совет, - ответил я, - но этого делать уже не следует.
Японцы взглянули друг на друга, злорадно улыбнулись, еще раз переглянулись и генерал Тамокацу сказал по-русски:

Как русский парламентер желает. Но в вашей машине вас будет сопровождать полковник Асада.

Я ответил утвердительно, переводчик перевел. Генерал потребовал снять блокаду аэродрома. Пришлось снова ответить, что истребители будут пока обеспечивать наше прикрытие. Генерал закивал головой: понимаю, понимаю.

Японские самолеты действительно подняться не могли, их с воздуха прижимали наши Яки, а на земле все японские самолеты были под прицелом пушек наших двух истребителей, занявших взлетную полосу. Момент для высадки десанта был самый подходящий, и я условным знаком приказал Барышеву и Орденянцу передать в Тунляо в штаб Кравченко: «Немедленно высылайте десант, посадка и прием обеспечены». И сигнал - три семерки (777) был уже в эфире.

Пока мы с генералом и полковником обменивались любезностями, Орденянц доложил, что сигнал принят, десант готов к вылету. Легко вздохнув, я дал команду встретить десант, обеспечить его посадку и передать о возможности высылки десанта в Мукден. В сопровождении полковника Асады, своих ассистентов и переводчика уехал в штаб Квантунской армии, к Ямаде. Генерал Тамокацу следовал за нами на своем лимузине.

Ехали через весь укрепленный, подготовленный к длительной осаде город. Чанчунь превращен в зону обороны, настоящую крепость. При въезде в город, на каждом перекрестке установлены артиллерийские батареи, зарыты в землю танки, окопы обложены мощными брустверами, мешками с песком. Между батареями и опорными пунктами сети ходов сообщения и траншей, везде окопы. Каждый перекресток превращен в мощный опорный пункт. В нижних этажах домов устроены бойницы, откуда торчат стволы пушек и пулемётов. Но никто не стреляет. Дороги перекопаны глубокими рвами, ограждены железобетонными надолбами. У орудий и пулеметов боевые расчеты. В окопах пехота с оружием.

Нас пропускали, откатывая вручную железные «ежи» и надолбы с проездом через рвы. Солдаты брали «на караул», офицеры отдавали салют обнаженными мечами. Стараюсь спокойно отвечать на все приветствия японцев.

Подъезжаем к штабу Квантунской армии. Недалеко в сквере стоит памятник Ояме, первому командующему этой армии, покорителю Квантуна - фигура всадника на коне, торжественно въезжающего на побежденную землю многострадального населения Квантунского полуострова.

У здания штаба на высоком флагштоке развевается японский военный флаг. Около подъезда взвод офицеров во главе с полковником, все салютуют высоко поднятыми мечами и что-то по-японски трижды выкрикивают в знак приветствия.

Позднее мы узнали, что это были японские самураи, специально отобранные из отряда «камикадзе» (смертников) по плану полковника Асады, заключавшемуся в следующем. Под обнаженными мечами нас пропускают в помещение штаба. В ходе встречи Ямада не принимает условий ультиматума и требований советского командования о прекращении огня и безоговорочной капитуляции. Мы, парламентеры, возвращаемся обратно и снова проходим строй самураев-смертников с обнаженными мечами. В этот момент камикадзе опускают самурайские мечи на наши головы, убедившись в нашей гибели немедленно по команде полковника делают себе харакири. Последним делает харакири командир «почетного» караула. Когда к этому месту подойдут полковник Асада и генерал Тамокацу, все будут мертвы. Фиксируется факт гибели советских парламентеров. Делаются ссылки на самурайский фанатизм. В итоге виновных нет. Японское командование в этом случае не несет никакой ответственности за гибель парламентеров, приносит традиционные сожаления, извинения и соболезнования. Однако этот коварный план японскому командованию по независящим от него обстоятельствам выполнить не удалось.

Медленно проходим под обнаженными самурайскими мечами, чувствуя, как по спине катятся холодные капли пота, но точно по-воински отвечая на «приветствия», к парадной двери. Переступаю порог в кабинет Ямады. Громадное квадратной формы помещение, откуда открыта широкая дверь на балкон. Пол покрыт большим, во всю площадь кабинета персидским ковром под цвет лесного мха. Биение сердца успокаивается, дыхание приходит в норму, но все же боль в висках ощущаю.

Вхожу в кабинет. И сразу же мысль: вот оно, логово врага... В центре кабинета стоял маленького роста, худенький, с остриженной головой и реденькими усиками человечек, на боку самурайский «меч духа» с позолоченным двойным эфесом, одет в полевую форму. Человечку 68 лет, он и есть сам барон генерал Ямада Отодзо, главнокомандующий всеми японскими, маньчжурскими и дэвановскими войсками в Маньчжурии и Корее, наместник императора Японии в Маньчжурии.

Подошел к нему, примерно в двух шагах остановился и четко представился:

Полковник Артеменко, уполномоченный советского командования и маршала Малиновского, прибыл предъявить и вручить вам ультиматум советского командования о прекращении огня, сопротивления и сдаче в плен. О безоговорочной капитуляции! Вот мой мандат.

Мой переводчик, а затем и переводчик Ямады перевели мною сказанное. Ямада тоже представился:

Главнокомандующий императорскими войсками в Маньчжурии, генерал барон Ямада Отодзо, готов вас выслушать.

И тут же на лице генерала проскользнула злорадная улыбка. Я понял, что сделал он это с большим трудом, напрягая свои старческие нервы и усилия.

Разрешите мне, как военачальнику, к которому вы прибыли с визитом, по старому армейскому обычаю пригласить вас сначала к столу, как дорогого гостя. С дороги отведать японские закуски и сакэ, а если господин русский полковник захочет, то и русской водочки. Стол накрыт лично для вас. Прошу с дороги перекусить. Прошу, прошу, очень прошу.

Он приложил руку к груди и поклонился в мою сторону. Я хорошо понимал, что Ямада пытается уклониться от прямого разговора о капитуляции, начать переговоры о перемирии, наш ультиматум не обсуждать, затягивая с его принятием. Это то, о чем предупреждал меня Р.Я. Малиновский.

Выслушав предложение Ямады, я ответил:

Благодарю, генерал, за столь любезное приглашение и ваше гостеприимство, за добрую память о традиционных армейских обычаях. Но я вынужден напомнить вам, что сорок лет назад в Порт-Артуре к генералу Стесселю прибыл японский представитель - парламентер с ультиматумом японского командования о сдаче крепости и капитуляции. Он тоже, как и я, был приглашен сначала к столу, но отказался от угощения и не сел за стол до тех пор, пока русскими не был подписан акт о капитуляции и сдаче крепости и войск в плен.

Следовательно? - спросил меня порученец генерал Тамокацу.

Следовательно, - ответил я ему, - что и я поступлю так же, не нарушая истории и традиций своих предков.

Переводчики перевели. Злорадные улыбки на лицах японцев и особенно у генерала Ямады мгновенно исчезли. Ямада тяжело вздохнул, по-солдатски выпрямился и сказал;

Да, история, история. Прошу прощения. Как я понял, русский уполномоченный желает сначала приступить к деловому разговору. Я готов выслушать русского уполномоченного и требования его командования. Прошу к рабочему столу.

Ямада быстро, поддерживая меч на боку, зашел за свой рабочий стол и становился, опершись на эфес меча. Все японцы расположились с левой стороны и подальше от стола. Я стоял против Ямады, мои товарищи - справа. Нас разделял стол. Я почувствовал всю глубину ответственности в эту минуту, ибо она была началом главного события, официальной встречи. Я еще раз повторил:

Ближе к делу, ближе к истине. А истина ясна. Это требование советского командования, и оно заключается в следующем. Переводчиков попрошу точнее переводить. Первое: немедленно прекратить огонь и сопротивление на всех участках фронтов. Сложить оружие. Второе: немедленно вывести все войска из столицы - города Чанчуня и других городов, указанных мною. Третье: открыть все пути для ввода советских войск в Маньчжурию. Четвертое: подписать акт о безоговорочной капитуляции. Пятое: на выполнение этих, как видите, довольно скромных и по сути формальных требований отводится 48 часов.

Ну и шестое: вам лично, господин командующий, и премьер-министру необходимо выступить по радио с приказом своим войскам немедленно прекратить огонь, сложить оружие, сдаться на милость победителя - капитулировать. Надеюсь, радиосвязь у вас с войсками есть. Вашим войскам белыми флагами сообщить русским войскам о готовности сдаться в плен - капитулировать. Это будет очень короткий, но и самый верный ваш приказ, Ваши войска ожидают его с нетерпением. Премьер-министру Чжан Цзинкую необходимо обратиться к своим соотечественникам - народу Маньчжурии со словами о том, что японские войска капитулировали и сложили оружие. Война прекращена, закончена. Советские войска вступают в столицу Маньчжурии и другие города и села не как завоеватели, а как освободители китайского народа от японского порабощения. Это тоже будет очень понято народу, стране. Надеюсь, что и народ этого ожидает с нетерпением.

Выслушав внимательно перевод и явно нервничая, дрожащим старческим голосом Ямада ответил:

Ваших войск близко нет. Фронт еще за 400–500 километров. Мои войска с успехом могут сопротивляться. Ведь в столице Маньчжурии вас пока одиннадцать человек русских военных, перед которыми мне, как командующему и старшему по званию военачальнику, стыдно, позорно и даже грешно перед богом и императором соглашаться на капитуляцию и сдачу своих в плен. Приказать своим войскам сложить оружие, не видя ваших основных сил и прямой угрозы для капитуляции, я не могу. К тому же пленить меня и моих генералов может только равный в звании, а ведь вы только полковник, независимо от занимаемой должности и полномочий.

Переводчики перевели. Я внимательно разбирался в каждом сказанном Ямадой слове и его смысле, затем ответил:

Ваши войска уже испытали, что такое действия наших основных сил. Вам, господин генерал, с балкона вашего кабинета и из штаба вряд ли будет видно то, что вы желаете... Еще ни одно сопротивление войск противника к победам не приводило. Ваши войска уже не могут контратаковать, они с большим трудом могут только сопротивляться, да и то не долго.

Ямада заметил:

Вы, русский полковник, слишком смело и, я бы сказал, очень решительно и даже рискованно предъявляете мне такие ультимативные требования своего командования. Вы забываете, что вы не на линии фронта, а в кабинете главкома японских императорских войск, которые без приказа не сдаются! Вы сейчас полностью в наших руках. Все может оказаться так, что наши основные переговоры о перемирии могут не состояться.

Последние слова Ямада сказал со злорадной улыбкой. Затем он низко наклонился через стол ко мне и сильно оскалил свои старческие желтые зубы. Слова «переговоры» и «перемирие» меня сразу как будто огнем обожгли. Замысел Ямады был понятным. Он во что бы то ни стало уклоняется от безоговорочной капитуляции и будет стараться свести нашу встречу к переговорам о перемирии.

Помня указания Р.Я. Малиновского - «Никаких переговоров о перемирии! Только безоговорочная капитуляция!» - я ответил Ямаде:

Прошу вас, генерал, и всех присутствующих чинов японских войск учесть то, что я, безусловно, не забываю, где нахожусь. Знаю и отдаю полный отчет в том, что я нахожусь в кабинете главнокомандующего японскими войсками в Маньчжурии. Чем горжусь и обязан свои предкам - героям Порт-Артура. Горжусь и тем, что мне, первому советскому офицеру, выпала честь встретиться с вами лично и потомками японских вооруженных сил, его командования, которое тогда, в 1904 году, диктовало свой ультиматум защитникам русской крепости, а теперь вам предъявить требования - ультиматум советского командования, как бы меняясь ролями через 40 лет. Смею вас заверить, что с такой же решительностью буду вынужден требовать от вас их точного и своевременного выполнения. Ваше замечание, генерал, о том, что я нахожусь в ваших руках, не совсем справедливо. Ибо права и международная неприкосновенность парламентерской личности, к которой отношусь и я, обеспечивается международным законом, который, надеюсь, вы как большой военачальник хорошо знаете.

Ямада, внимательно выслушав мой ответ и переступая с ноги на ногу, ответил:

Однако вы как доблестный русский офицер поступаете патриотично. Ваш командующий, видимо, хорошо знал, кого он посылает и кому поручил такую роль независимо от звания. Возможно, и вы генерал в полковничьих погонах. В этих случаях все может быть, как и то, что ваш командующий маршал Малиновский носит генеральские погоны «Морозова».

Японцы знали, что в период подготовки к операции в Маньчжурии по разгрому Квантунской армии командующий Забайкальским фронтом Маршал Советского Союза Р.Я. Малиновский именовался «генерал-полковником Морозовым» (это его фронтовой псевдоним) и действительно носил генеральские погоны. Генерал армии Захаров был «генерал-полковником Золотовым». Многие штабные генералы и офицеры в период Маньчжурской операции имели псевдофамилии. Я, например, до вылета парламентером именовался «полковником Артамоновым». И первое донесение из Чанчуня подписывал этой фамилией. Японскому командованию было известно, что Забайкальским фронтом руководит не генерал М.П. Ковалев, который всю войну был в Чите, а «какой-то генерал-полковник Морозов», о котором оно по данным своей разведки узнало только в августе.

Ваш командующий, - продолжал Ямада, - может больше чем гордиться вами. Но все же что будет, если я не приму требования вашего командующего? И императорские войска будут продолжать сопротивление и дальше?

Считаю, - ответил я, - что ваши действия будут не только неверными, но и несправедливыми. Ваши солдаты, как и все живые люди, не хотят умирать. Мирные города и села, дети, женщины, старики, все жители не должны быть уничтожены по вашей вине. Следовательно, и вам об этом необходимо подумать.

Не успел переводчик перевести сказанное мною, как в кабинет вбежал дежурный офицер и что-то растерянно начал докладывать по-японски. Титаренко не успевал переводить. Тогда я попросил генерала Тамокацу повторить доклад, а переводчиков подробно перевести.

Оказывается, дежурный офицер сообщал:

Ваше превосходительство, к столице приближается большая армада русских тяжелых самолетов под сильным прикрытием истребителей. Наши самолеты подняться не могут. Аэродром с боевыми истребителями блокирован русскими истребителями.

Ямада с ужасом смотрел на меня. Затем в упор спросил:

Господин парламентер! На сей раз смею вас спросить как военачальник своих войск и территории, на которой вы находитесь. Что это значит? Надеюсь, вы сможете объяснить?

Я медленно, с расстановкой ответил:

Безусловно, это самолеты, вызванные мною, приданы мне в помощь для успешных переговоров. Десант и бомбардировщики идут в мое распоряжение и будут действовать по моей воле.

За весь день я смог позволить себе первый раз улыбнуться и через переводчиков продолжил:

Смею вас также заверить как военачальник тех сил, которые сюда следуют пока по воздуху, что независимо от вашего поведения и обращения со мною, если в условленное время я не сообщу своему командованию положительных результатов, город Чанчунь и его окрестности, которые вы превратили в военную крепость, будут подвергнуты самой разрушительной бомбардировке с воздуха до полного разгрома ваших войск в этом укрепленном районе вашей столицы. Как видите, оттяжка во времени в наших переговорах ничего хорошего и для вас не сулит. Советское командование в первую очередь заботиться о жизни людей, хотя эти люди и являются пока нашим противником. Учтите, господин генерал, что от вашего поведения, а следовательно и решения, зависит многое. В том числе судьба и целость ваших городов и сел, жизнь мирного населения, живущего там. Да и ваши солдаты куда больше ценят жизнь, нежели смерть, и давно убедились, как нам известно, в бесполезности сопротивления, Вы сами знаете, что они скорее сдаются в плен, чем делают харакири.

Слово «харакири» как огнем обожгло Ямаду, он нервно вздрогнул и произнёс:

Харакири, харакири… Кому оно нужно, тем более сейчас? Видать, только Анами! Вы хорошо сказали - жизнь человеку дороже всего на свете и уж конечно дороже смерти.

За время наших разговоров после доклада дежурного офицера прошло не более 10–15 минут. Самолеты уже подошли к городу, передовые эскадрильи низко проходили над его кварталами. Слышен сильный рокот моторов, дребезжат стекла в окнах. Генерал Тамокацу и другие поспешно выбежали на балкон и всматриваются ввысь, где летят наши самолеты.

Я не сошел с места, не сошел с места и Ямада, но бледнел сильнее, нервничал, казалось, даже дрожал. С дрожью в голосе он в упор через стол спросил, что переводчик почти мгновенно перевёл:

Господин полковник, есть ли ещё время и возможность предотвратить бомбардировку города? И если это в вашей власти и возможностях, от имени всех своих солдат и офицеров, всех подчиненных прошу вас это сделать. Не повторяйте трагедии Хирасимы и Нагасаки, это было бы ужасно. Прошу только ради их, ради мирных жителей Чанчуня, за это они вам будут больше чем благодарны!

Переводчики перевели. Я попросил соединить меня по телефону с авиабазой, где у телефона неотлучно находился майор Моисеенко. Умышленно не торопясь подошёл к телефону, по установленному шифру продиктовал ему

Передать в эфир по рации из Си-47: самолетам с десантом идти на посадку по сигналу Барышева. Бомбардировщикам баражировать над городом до моего сигнала, а при отсутствии сигнала в условленное время выполнять приказ командующего. Барышеву передать сигнал в Тунляо о том, что условия для высадки десанта в Мукден обеспечены.

Ямада, слушая перевод, кивает головой в знак согласия и одобрения. Затем обращается ко мне с просьбой-вопросом:

Каким временем располагает советский парламентер для ведения переговоров?

Я ответил:

Времени, господин Ямада, осталось очень мало. Но его достаточно для того, чтобы вы как командующий сами осознали безвыходность вашего положения, безнадежность и напрасность вашего сопротивления. А также для того, чтобы убедиться в неизбежности капитуляции ваших войск и принятия ультиматума моего командования. Наконец, для того, чтобы отдать приказ своим войскам прекратить огонь, сопротивление, сложить оружие, сдаться в плен.

Ямада внимательно выслушал перевод, посмотрел на всех присутствующих японцев и, почему-то крепко закрыв глаза, произнес:

Надеюсь, что ваше слово парламентерской и офицерской чести есть полная гарантия того, что во время переговоров и до их окончания наша столица Чанчунь бомбардировке подвергнута не будет.

Когда переводчики перевели, я ответил:

Даю слово советского парламентера и офицера, уполномоченного маршала Малиновского. Можете на него положиться и верить.

Хоросьо, хоросьо, - произнес Ямада по-русски. 3aтем, заложив руки за спину, быстро зашагал взад и вперед за своим рабочим столом, так же быстро остановился, точно против меня, и четко по-военному произнёс:

Господа генералы и офицеры доблестных императорских войск, мои подчиненные! Я решил.

Тут он замолчал и так молча еще несколько секунд шагал по кабинету.

Слушайте меня!
Переводчики переводили каждое сказанное Ямадой слово. Напрягая все свое внимание, я старался понять, какое решение примет Ямада: капитулировать или пленить меня и продолжать сражаться, то есть воевать до полного разгрома своих войск.

Ямада молчал, наклонив голову, и так молча стоял около минуты. Все присутствующие также молчали и наклонили головы, как это умеют делать только японцы. Ох, как хотелось мне в эту минуту знать, что они все думают, что решил Ямада! Немая тишина казалась гнетуще роковой. А минута молчания в ожидании ответа была, пожалуй, самой тяжелой и самой загадочной в моей жизни.

После этого Ямада высоко и как будто гордо поднял голову и напряженно заговорил:

Я несу всю ответственность перед богом и перед императором за судьбы наших войск и посему решаю сохранить жизнь наших войск, своему солдату. Я согласен на капитуляцию.

Сказав эти слова, он быстро, почти мгновенно выхватил из ножен свой «меч духа» - генеральскую самурайскую саблю с двойным позолоченным эфесом и дрожащей рукой поднял ее высоко над головой, медленно поднес к губам и трижды крепко поцеловал. Затем двумя руками перевел меч в горизонтальное положение и подал его мне через стол, низко наклонил голову и произнёс:

Теперь я ваш пленник, диктуйте свою волю.

Я хорошо сознавал, что личный самурайский меч не является тем оружием, которое добывают в качестве трофея на поле боя. Поэтому подержал его в руках, потом вернул генералу как его именное холодное оружие. Откуда-то взялись корреспонденты и защелкали фотоаппаратами.

Из глаз генерала катились крупные слёзы. Ямада их уже не скрывал.

СОВЕЩАНИЕ В ШТАБЕ КВАНТУНСКОЙ АРМИИ

18 августа 1945 года, в 17-00, в штабе Квантунской армии были собраны командиры боевых участков всех четырех фронтов и армий. Совещание проводил сам командующий генерал Ямада, на совещании присутствовал личный порученец императора Хирохито полковник генерального штаба принц Такэда. За два часа до этого он вручил Ямаде персональное указание Хирохито, где подчеркивалось, что согласие Японии на выполнение Потсдамской декларации ни в коем случае не распространяется на Маньчжурию и ее вооруженные силы. Это полностью развязывало руки Ямаде и его штабу для продолжения огня и оказания сопротивления советским войскам.

Совещание затянулось. И лишь во второй половине ночи его участники освободились и разъехались по своим участкам.

19 августа в 8-00 (в это время мы уже находились в воздухе на пути к Чанчуню) Ямада приказал вызвать всех руководящих работников штаба, командующего Чанчуньской обороной - командира 148-й пехотной дивизии генерала Суямицу. Тут же присутствовал и принц Такэда. Ямада был взволнован, нервы его были напряжены до предела. Он выразил крайнее неудовлетворение результатами вчерашнего совещания. На стене против его рабочего стола висела топографическая карта крупного масштаба с нанесенной оперативной обстановкой по состоянию на 6-00 19-го августа, жирными линиями показан отход японских войск на Мукденском, Чанчуньском, Гиринском, Харбинском, Мудандзянском и Ляодунском направлениях. В глубоком раздумье стоял Ямада за рабочим столом, опершись на свой самурайский «меч духа». Он никого не приглашал сесть. Все стояли понурив головы, хорошо понимали, о чем будет идти речь. Сбор штабных работников после вчерашнего совещания командиров боевых участков, командующих фронтами и армиями, как сказал Ямада, был очень неэффективным, совещание явно не дало ожидаемого результата. Поэтому Ямада и был не в духе.

Новое совещание началось «без каких-либо церемоний и прологов». Так записал в своём рабочем дневнике начальник разведки армии полковник Асада. Дневник стал нашим достоянием после пленения его хозяина и был передан мне 19 августа вечером.

Ямада молча подошёл к висящей карте с оперативной обстановкой и, подняв вверх свой меч, показал им на карту и лишь затем произнёс.

Как видите, господа, картина очень и очень неприемлемая. Несмотря на секретный приказ императорской ставки и разъяснения императора, наши самураи на практике себя не оправдывают. Очень, очень плохо и даже преступно перед богом и его императорском величием. Надежда на прилив свежего духа, на стойкое сопротивление во имя духа и даже на камикадзе не оправдалась. Вы посмотрите, что делается на фронтах? Русские прошли там, где ещё никто не проходил. Хинган форсирован. Забайкальцы за Хинганом! Войска императора Пу И и князя Дэвана больше не существуют. Фронт открыт, наши основные силы уже не могут оторваться от преследующего их противника и отойти на западный рубеж, на линию Дайрен, Мукден, Чанчунь, Харбин. Русские спустились с Хингана и заняли Любей и Тунляо. Полностью блокированы Халунь-Аржанский и Хайларский укрепрайоны, которые больше сопротивляться не могут. Цицикар, Хайлар, Мукден, Харбин, Гирин, Калган, Жэхэ под угрозой падения - так сейчас радируют команды дивизий. Император Пу И улетает на юг.

Ямада быстро вышел из-за своего рабочего стола, поднял сжатые кулаки над головой и почти истерически закричал:

Дух, дух самурайский где?.. Где, я вас всех спрашиваю?..

Затем Ямада заложил руки за спину и быстро заходил по кабинету, продолжая истерические выкрики:

Почему наш солдат не дерётся так, как русские в Сталинграде? Почему офицеры и генералы наших войск стали не те, что раньше? На что они надеются? На что, спрашиваю я вас? На позорный плен, на капитуляцию, на милость победителя? О!.. Нет, нет, капитуляция сейчас смерти подобна. Это не то, что было с русскими в 1904 году. У них были другие условия, но они храбро сражались. И если бы не наша разведка, ещё не известно, чем бы закончилась тогда эта кампания. А у нас что? Что, я вас всех спрашиваю? Особенно вас, господин полковник Асада!

Ямада пожирал полковника Асаду своим старческим злым взглядом. В это время, рассказывал позднее Асада, он был похож на пойманного дикого хищного зверя, который уже закрыт в клетке.

Ямада продолжал, обращаясь к Асаде.

Теперь нас с вами спросят, чем мы занимались тут много лет. Что мне теперь ваши секретные бактериологические отряды, ваши лаборатории с крысами и другими микробами? Где их теперь прикажите применить, на своей собственной шкуре, так ли господин полковник Асада? Почему у нас нет солидных агентов среди русских, на которых, подобно маршалу Ояме, я бы смог опереться в критический момент, вот именно сейчас, сейчас. Отвечайте! Почему вы все молчите? Теперь барон Ямада за всех будет в ответе и перед императором и перед Богом. Что? Может быть харакири? Но нет, нет... Сначала все вы, а затем я («Таким разъяренным мы генерала ещё не видели», - записал в своём дневнике Асада). Я не такой фанатик, как вы меня считали и описывали для русских.

Все молчали. Ямада резко, как и начал, успокоился и уже тихим, даже каким-то жалобным голосом произнёс:

Ну почему же молчите, говорите, говорите, прошу вас.

Ямада отошёл от полковника Асады и снова тяжело дыша подошёл к карте, внимательно, будто впервые стал ее рассматривать.

Вице-начальник штаба, он же начальник оперативного управления генерал Тамокацу нарушил глубокое молчание первым. Он прямо ответил командующему:

Русские, ваше превосходительство, сейчас не те, что были в 1904 году.

Русские, - добавил полковник Асада, - исключительно изменились, совсем не те стали. Особенно победоносно завершив войну с Германией. Нашей разведке исключительно трудно. Деньги и даже золото не помогли нам в приобретении нужных агентов среди русских. Даже среди низших чинов, военнопленных и изменников, не говоря уже об офицерах и их среде.

Ямада резко обернулся, отошёл от карты и снова приблизился, подошёл к Асаде. И уже не говорил, а как-то свирепо рычал:

А вы, вы разве те сейчас, что были наши соотечественники в 1904 году? Почему не учли всего этого?.. Теперь ведь поздно ошибки исправлять. Что прикажете делать? Почему русские весь эфир заняли своими запросами и требованиями на гарантию перелета парламентеров? А кто, откуда и когда вылетает, вы тоже, очевидно, не знаете, да? Не знаете, господин полковник? А вы ведь в России на стажировке были. Россию изучали, вас многому ведь учили в академии генерального штаба. Вы должны были хорошо изучить русских, тем более знать их повадки. Повадки хитрой северной лисы. А результат, результат где?

В это время (как потом рассказывал мне Асада) вошел взволнованный дежурный офицер с радиограммой в руках и доложил Ямаде, который стоял в растерянной выжидательности:

Ваше превосходительство, на ваше имя лично радиограмма от русских.

Выслушав доклад, Ямада взял в руки радиограмму и молча передал ее Асаде, тихо сказал:

Читайте и поточнее переводите.

Асада, волнуясь, быстро читал и переводил:

19 августа в 8-00 группа парламентеров в составе пяти офицеров и шести рядовых, возглавляемая моим особоуполномоченным полковником Артеменко И.Т. самолетом Си-47 в сопровождении истребителей отправлена в штаб Квантунской армии с ультиматумом о безоговорочной капитуляции и прекращении огня. Все самолеты имеют на крыльях белые полосы, а личный состав белые повязки - парламентерские знаки согласно всем международным правилам. В последний раз требуют обеспечить и подтвердить гарантию на перелет. В случае нарушения международных правил вся ответственность ляжет на вас лично. Подпись: Р.Я. Малиновский, командующий Забайкальским фронтом, Маршал Советского Союза.

Ямада снова вспылил:

Ну вот видите, даже не генерал, а полковник уполномочен диктовать мне условия капитуляции. А кто он, этот полковник? Возможно, как и его командующий - маршал в генеральских погонах, генерал в полковничьих погонах? Кто он, что еще можно с ним сделать в воздухе или тут у нас, на нашей земле? Вы тоже не знаете, никто не подумал?

Ямада в упор спрашивал Асаду:

Кто он, этот полковник, как его миссию можно нейтрализовать, вы тоже может быть не знаете?

Абсолютно ничего, подобно тому, как и о командующем Забайкальским фронтом «генерале Морозове» - маршале Малиновском, - ответил Асада.

Это ещё больше взбесило Ямаду. Казалось, он с трудом сдерживал себя:

Не знаете, не знаете, и даже абсолютно! Это очень плохо, что начальник разведки моего штаба, лучший офицер императорской армии не может знать того, что нужно и что немедленно нужно его командующему. Это не делает вам, как начальнику разведки, чести! Это очень плохо и недостойно! А вот он, русский полковник, наверняка знает нас с вами, раз ему поручили такую миссию лично ко мне. Мало того, что у вас нет никаких данных о русских парламентерах, вы даже не можете предложить своему командующему что-либо реальное в отношении парламентеров и их визита к нам.

Ямада отошёл от Асады и устало, старчески опираясь на свой самурайский «меч духа» как на костыль, приблизился к рабочему столу, с трудом опустился в кресло. Все молчали, наблюдая за ним. Асада, набравшись духа, подошёл к Ямаде и, нагнувшись, доложил:
- Я вам, ваше превосходительство, предлагал в случае необходимости повторить опыт Будапешта. У нас есть превосходный и разработанный в деталях план, требуется лишь ваше согласие. Ваша персональная ответственность исключается. Все это дает нам еще два - три дня на перегруппировку сил, а это уже выигрыш.

Ямада внимательно молча выслушал Асаду. Затем как обожженный вскочил со своего кресла и, стуча обоими кулаками по столу, закричал:

Будапешт! К черту ваше предложение, ваш Будапешт! Я не фашист, я генерал и солдат императорской армии. Я не хочу быть палачом, не хочу разделять участь и судьбу Кейтеля, Геринга и других немецких военачальников. Я скорее пойду на харакири сам, чем выполню ваше предложение. Вы, видно, плохо знаете этих русских. Я их немного изучил по опыту 1904 года, по Порт-Артуру, немного и по 1921-22 годам, по 1938 и 1939 годам. А ведь вы в Токио сидели, в генштабе по писаниям, а может быть и романам русских изучали. Вы что, хотите сами и советуете мне идти к русским с готовой петлей на шее?

Ямада предельно нервничал, казалось даже стал заикаться.

Тогда в разговор вмешался личный порученец императора принц Такэда. Он попытался успокоить Ямаду, предлагая ему срочно и под его личную ответственность приступить к выполнению личных указаний императора. А это означало немедленное приведение в полную боевую готовность бактериологических отрядов №731, 125 и других, лично известных лишь ему - Ямаде, и выведение их на внешнее кольцо основной обороны - Дайрен, Мукден, Чанчунь, Харбин. Все присутствующие молчали. Ямада нервно ходил по кабинету, затем резко остановился возле полковника Такэды:

Нет, господин полковник, нет, нет. Его величество может это мне рекомендовать лишь в случае самоубийства всей армии. А ведь армия, мои солдаты, я и вы тоже - хотим жить и сражаться. Ведь мы прежде всего люди одного Бога, одного духа. Нет, господин полковник, этого допустить нельзя. Ведь сейчас о победе не может быть и речи. Сейчас нужно думать о другом, о самом сложном, ответственном и неизбежном. Я, хотя и близок к политике, но я прежде всего солдат, солдат его императорского величества, солдат восходящего солнца и духа самурая.

Ваше превосходительство, - торопливо перебил Ямаду принц Такэда, - прошу учесть мои полномочия и переданные вам мною от имени его императорского величества указания. Вы командующий лучшими японскими войсками в Маньчжурии и наместник его императорского величества. Вы несете всю полноту ответственности за судьбу наших армий и за Маньчжурию в целом, которая, как вы знаете, очень и очень дорого стоит Японии. Но мне не хотелось бы быть свидетелем позорной ее кончины по вашей вине, по вашей воле. План господина полковника Асады очень разумный и своевременный в данной ситуации. Вам его необходимо санкционировать. Что прикажете передать его величеству? Мне пора возвращаться.

Ямада выслушал Таккэду и как будто бы безразлично ответил:

Да, да, вам пора. Вы свою миссию выполнили. Императору прошу передать, что барон Ямада сделает все зависящее от него для того, чтобы сохранить армию, не ручаясь за ее дух и боеспособность. Если я не сохраню людей, вернее их жизни, тогда армии не будет.

И сжав голову руками, продолжал:

Не будет, господа, не будет!

Немного успокоившись, он уже почти ровным голосом обратился к присутствующим:

Господа генералы и офицеры! В этом теперь повинен не один Ямада. Так можете и передать его величеству.

Затем, уже официально обращаясь к генералу Тамокацу, Ямада отдал ему приказание:

Генерал, распорядитесь отправить полковника в Токио, ему пора.

Самолет готов, - ответил Тамокацу.

Но принцу не суждено было передать императору последний доклад Ямады. В это время вошёл дежурный офицер и доложил:

Ваше превосходительство, из пункта ПВО сообщили, что русский тяжелый самолет с белыми полосами на крыльях в сопровождении большого эскорта истребителей появился юго-западнее Сыпингая. Навстречу ему вылетела группа наших лучших истребителей.

Ямада, выслушав дежурного, сделал ему знак рукой удалиться и, низко опустив голову, произнес:

Это парламентеры. Генерал Тамокацу, немедленно передайте мой приказ штабу воздушных сил: в бой не вступать, русский самолет сопровождать на центральный аэродром, выехать с полковником Асадой и встретить русских по всем международным правилам. Вежливость и такт воинского гостеприимства прежде всего. Старшего русского офицера сопроводить лично ко мне. Ни в какие переговоры не вступать. Вам, генерал Суямицу, обеспечить полную гарантию проезда русских через город. И чтобы никаких помышлений о спасении армии и ее духа способом Будапешта не было. На все будут лишь моя воля и решение. Исполняйте!

Не успели Тамокацу и Асада выйти из кабинета, как вновь появился дежурный офицер и растерянным голосом доложил:

Ваше превосходительство, русские! Русские над нами!

Ямада махнул рукой, вышел на открытый балкон и вгляделся вдаль.
- Вижу, вижу и без доклада. Идите, - обратился он к дежурному. - Самолет делает круг. Да, это роковой круг над нами, над нашей всей армией. Этот круг замыкается и замыкается, кажется, основательно. Но есть ещё надежда на Бога, на то, что время победит и наша армия будет жить не как военная сила, а как группа людей. Да, это русские парламентеры заканчивают свой путь, путь к сердцу и мозгу нашей армии. Как не похож этот путь на путь парламентеров японской армии в 1904 году в Порт-Артуре. Генералу Тамокацу и полковнику Асаде срочно встретить парламентеров!

Генерал Тамокацу и полковник Асада быстро покинули кабинет Ямады. Тот продолжал:

Да, не похож, не похож.

Ямада прослезился, не выдержали старческие нервы. Он разрешил всем сесть, сам сел в свое рабочее кресло и погрузился в задумчивость. Стояла мертвая тишина. Первым нарушил ее полковник Такэда:

Так что же это такое, ваше превосходительство? Как это всё понимать?

Это, господин полковник, урок истории, - ответил Ямада. - Да истории, но только в обратном смысле. Это то, что свершилось 40 лет тому назад. Но только обратная картина. Да, господа, обратная. Вы, полковник, молоды и вам этого не понять. Это поистине обратная сторона того, что было так давно в Порт-Артуре и свидетелем чего в ваши годы пришлось мне быть. А сейчас свидетелем подобного свершения предстоит быть и вам, хотите вы этого или нет. Вам, господин полковник, необходимо оставаться тут с нами в этот тяжелый роковой день и час для меня и армии как приближенному нашего всеми дорогого и любимого Хирохито. Судьба есть судьба, и от нее никуда не уйдешь.

Возражать не стану вашему превосходительству, - медленно проговорил Такэда. - Но выход необходимо срочно искать. Хотя бы это и стоило большого риска. Судьба парламентеров в наших руках, а решиться она должна вами.

Ямада резко поднялся:

Последний риск уже сделан. Я как старший военачальник и солдат вынужден принять решение и, очевидно, в душе принял его в этот роковой час.

Ямада снова выслушал дежурного, который опять зашёл в кабинет и доложил:

Ваше превосходительство, из аэропорта сообщают, что русский двухмоторный самолет и два истребителя совершили посадку. Шесть истребителей в воздухе над аэродромом полностью блокировали весь военный аэропорт. Наши самолеты подняться не могут. Начальник авиабазы просит указаний.

Начальнику авиабазы, - твердо заявил Ямада, - указаний не будет. Как встретили русских? Полковнику Асаде, - обратился затем к выходящему из кабинета дежурному, - повежливее и поскорее сопроводить русских ко мне сюда, в штаб.

В кабинете вновь воцарилась мертвая тишина. Её нарушил дежурный офицер, на этот раз он доложил:

Аэродром блокирован основательно. Самолет с императором Пу И возвратился из Кореи в Мукден. Полковник Асада встретил русских, те обменялись любезностями, встретились с генералом Тамокацу и сейчас на машинах отбыли сюда. Проезд обеспечен с гарантией. У подъезда для встречи выстроен почетный караул из вашей личной охраны во главе с полковником.

Полагаю, - заметил Ямада, - что господину полковнику Такэде как офицеру Генштаба тоже надлежит встретить представителя русских.

Тут же он приказал вызвать его личных переводчиков и послать за Чжан Цзинкуем, премьер-министром правительства Маньчжоу-Го. Затем тяжело сел в кресло и уныло произнёс:

Да, рок судьбы приближается. История, история, судьба! Как ты, судьба, изменчива, как ты несправедливо со мной поступаешь…

Обо всем этом мне подробно рассказал Такэда в частной неофициальной беседе уже после подписания акта капитуляции. Одновременно полковник Асада поведал о секретных переговорах, состоявшихся между ним и Ямадой за два дня до капитуляции.

А было так. Очередная разведсводка по фронтам сообщала: «Русские запрашивают гарантию на перелет парламентерской миссии в Чанчунь с ультиматумом русского командования нам, командованию японскими войсками в Маньчжурии». Генерал Ямада внимательно выслушал доклад своего начальника разведки, спросил, что он знает о парламентерских миссиях русских и их ультиматумах германскому командованию и вообще противнику.

Асада, как опытный разведчик, конечно, знал если и не все, то наиболее значительные случаи из истории парламентерских ультиматумов русских на определенных этапах тех или иных войн. И почти не задумываясь докладывал Ямаде:

Первый ультиматум Блюхера русскому белогвардейскому генералу под Волочаевкой. Ультиматум Фрунзе барону Врангелю на Юге России. Ультиматумы немецкому командованию под Сталинградом, под Корсунь-Шевченковском, в Ясско-Кишеневской операции и, наконец, Будапешт. Все эти ультиматумы вручались противнику организованно, со знанием и соблюдением всех международных и гуманных правил через парламентеров, с соблюдением всех военных ритуалов.

Ямада, перебивая Асаду, спросил:

А чем заканчивались все эти переговоры, их конкретные результаты?

Асада продолжал:

Переговоры, как правило, заканчивались отказом принять ультиматум…

Асада замолчал. Тогда Ямада поспешно спросил:

А потом?

Асада помолчал, затем быстро ответил:

Разгром - полный разгром и пленение противника, так было во всех случаях.

Ямада продолжал расспрашивать:

Значит, вы хотели и мне доложить, что эти события были закономерными и с военной точки зрения целиком обоснованными. Это мне понятно и без вашего доклада. А вот как противник в каждом конкретном случае обходился с лицами, уполномоченными для вручения ультиматумов - парламентерами?

Асада в задумчивости помолчал, а затем ответил, хотя и понимал, что это не понравится генералу:

Вашему превосходительству и без моего доклада все это хорошо известно.

Ямада не ожидал такого дерзкого ответа своего подчиненного, но смолчал. Молчал и Асада.

Да, известно, - как бы между прочим продолжал Ямада, - но особенно Будапешт. Вам, полковник, следовало бы об этом подумать раньше и уже сейчас придти к своему командующему с конкретными предложениями, а не сообщать об исторических фактах.

Асада ответил:

Нами разработан конкретный план встречи, обращения и проводов русских парламентеров. Этот план согласован с командующим отрядом камикадзе и их штабом, отработан и сегодня на вечернем докладе будет доложен вашему превосходительству.

Ямада с большим вниманием выслушал Асаду, подвел итог:

Учтите все «за» и «против», по опыту немецкого командования. Вы свободны.

Асада ушел к себе, долго сидел и думал, прикидывая различные варианты, как сказал Ямада, «за» и «против». Но так и не смог решить, что лучше. Асада чувствовал, что командующий пытается склонить военную обстановку к такой степени, чтобы не быть прямым виновником этих событий. Он понимал, что генерал Ямада, в случае повторения истории с русскими парламентерами в Будапеште, хочет полностью умыть руки и остаться непричастным к пока ещё планируемой операции.

Асада отдавая себе отчет в том, что операцию по уничтожению парламентеров русских войск и их командования надо спланировать и осуществить так, чтобы вся ответственность легла на плечи камикадзе. Ссылки на природный национальный фанатизм - именно это освобождало командование японских войск, в частности Ямаду, от прямой ответственности за гибель русских парламентеров. Виновных в этом не должно быть. Так обдумывал Асада план, который он должен изложить командующему во время предстоящего доклада.

Зайдя в свой кабинет, Асада по привычке просмотрел подготовленные ему адъютантом сведения с фронтов. Особое внимание он обратил на сообщение, где говорилось, что противник ведет активную радиопропаганду, обвиняет командование Квантунской армии в нежелании сообщить свой ответ на запросы маршала Малиновского о гарантиях на перелет и встречу советских парламентеров согласно всем международным правилам. Если еще вчера Ямада и он сомневались в том, что парламентеры Малиновского смогут по воздуху за 500 километров от линии фронта прилететь в штаб Квантунской армии с ультиматумом советского командования без согласия Ямады, то сейчас Асада был глубоко убежден, что это неизбежно свершится, и свершится независимо от ответа японского командования.

То, что безоговорочная капитуляция вопреки распоряжению императора Хирохито неизбежна, становилось очевидным. Об этом, конечно, знал и Ямада, хотя сделать прямое признание пока не мог. Значит, он, Асада, должен будет доложить командующему Квантунской армии эту, как считал, истину. В чем он, как начальник разведки, абсолютно не сомневался.